Под ливнем багряным - [125]

В Норфолке успешно действовали отряды во главе с Джеффри Листером, красильщиком из Фелмингема, и рыцарем Роджером Беконом из селения Беконтроп. Так, уже в понедельник семнадцатого июня, когда в Лондоне заседал чрезвычайный трибунал и спешно сколачивались виселицы, восставшие взяли Норич.

Смело и решительно устанавливали новую власть отряды Джона Хенча, Гальфрида Коба и Роберта Тенелла в Кембриджшире. В окрестностях самого Кембриджа была сожжена усадьба мирового судьи Томаса Хеселдена, ставленника Гонта, нападению подверглись также маноры госпитальеров и усадьба шерифа Инглиша. В упомянутый понедельник присудили к смерти мирового судью Эдмунда Уолсингема и штурмом взяли епископскую тюрьму жители острова Или.

Такого же рода события происходили в Хантингдонском и Нортгемптонском графствах, в Линкольншире и Дерби, Гемпшире и Дорсете, Беркшире и Сомерсете. В Йорке, где беспорядки начались еще прошлой осенью, восстанием руководили городские власти с бейлифами и мэром во главе.

Любопытный эпизод случился в столице графства Лестершир. Мэр Лестера, человек Гонта, сохранив верность короне и своему покровителю, с распростертыми объятиями принял прибывшего из Лондона хранителя гардероба, еще недавно всесильного герцога. Узнав, что тому поручено позаботиться об имуществе Лестерского замка, он предоставил в распоряжение посланца всех лошадей. Однако капитул монастыря, куда направились затем телеги с добром, наотрез отказался открыть ворота.

— Поворачивай оглобли! — крикнул в смотровое окошко сторож. — Аббат никого не велел пускать. Общины ненавидят твоего хозяина пуще дьявола. Мы не хотим, чтобы из-за него сгорела обитель.

Жаркие головни, искры, взлетевшие под обрушенной балкой…

Ожесточенно и упорно боролся Сент-Олбанс, куда вернулся с королевской грамотой торжествующий Уильям Грайндкоб, опередив герольда с письмом о гибели Уота Тайлера.

Война между городом и аббатством, то вспыхивая, то затухая, тянулась не менее сотни лет. Трижды сентолбансцы брались за оружие, но каждый раз терпели поражение. Они писали жалобы, обращались с протестами в суд, но и тут решение выносилось в пользу аббата. Несправедливость смеялась над правом, ложь глумилась над истиной. Другие города давно имели привилегии, в которых упорно отказывали Сент-Олбансу: собственный муниципалитет, свободу торговли и конечно же патент на общинные угодья. А ведь была такая бумага! Пусть Генриха Первого. Нашлись старики, упомнившие даже расписанные ляпис-глазурью и золотом буквицы.

Получив открытый лист от самого короля, горожане вновь обложили гнездо тирании, горя нетерпением отомстить за все обиды. Первым делом они спустили пруд и выловили оттуда жирных карасей, щук и раков, затем перебили дичь в заповедниках, сломали изгороди, вырубили межевые посадки. В течение считанных часов были уничтожены все символы грабительских притязаний, а беззаконно распаханная земля возвращена общине.

Затем несколько дюжих молодцов, направляемых булочником Уильямом Кединдоном, вооружились толстенным бревном и принялись мерно долбить ворота. Первыми не выдержали замшелые каменные столбы. Обрушившись, они увлекли за собой и непробиваемые дубовые щиты, и тяжелый венец с изображением мученика Олбана, принявшего последние молитвы канцлера Седбери.

Ворвавшись в клуатр, где уютно журчал фонтанчик, также позеленевший от времени, повстанцы разбежались по галереям, ища трапезную. Но тут подоспел Грайндкоб и указал дверь, ведущую в выложенный отнятыми у дедов мельничными жерновами рефекторий. Попадав на колени, люди принялись целовать вмурованные в пол ноздреватые камни. Из всех притеснений самым обидным было именно это. Платить монастырскому мельнику за каждый помол казалось особенно унизительным.

Мельница находилась на подсобном дворе, окруженном стеной и отделенном от внутренней площади. Там же располагались и прочие службы: мастерские, амбары, конюшни.

Проникнуть туда удалось через примыкающее к трапезной помещение, где обычно жарилось мясо. Горожане разобрали мельничные механизмы и побросали их в тину, пузырящуюся на дне спущенного пруда. Совершив символический акт возмездия, они взяли кузнечный молот и принялись расколачивать дедовские жернова. Когда не осталось ни единого целого круга, каждый отколупнул по кусочку и благоговейно спрятал за пазуху.

Покончив давние счеты, сентолбансцы, к которым вскоре присоединились и жители Барнета, всем скопом навалились на ворота тюрьмы. Заключенных, кроме одного — известного всему городу разбойника-душегуба, освободили. Не желая осквернять стены обители, преступника вывели за ворота и положили головой на бревно. Сам святой Олбан подавал пример, как поступать в таких случаях.

Когда аббатство, включая госпиталь и помещение для раздачи милостыни, уже находилось в руках восставших, появился аббат де Ла Мар, высокий, прямой старик с изможденным и хищным лицом фанатика.

— Зачем я вам нужен? — спросил он, озирая заполненный возбужденными горожанами клуатр. — Если вы пришли разорять — разоряйте, хотите грабить — я не чиню препятствий.

Вперед вышел именитый купец Ричард Уоллингфорд, которому Грайндкоб вручил привезенный патент.