Под ливнем багряным - [10]

Йомены проводили незадачливого налетчика беззлобным смехом.

— Ловко ты его, — облегченно вздохнул францисканец. — Я даже испугался, когда ты взмахнул мечом. Подумал — зарубишь.

— Зачем? — пожал плечами йомен. — Ведь мы не враги.

— Не враги? — монах лукаво прищурился. — Слишком осторожно сказано. Враг моего врага — мой друг… Ты спас француженку, ранив при этом англичанина.

— Он ирландец, — заметил Том Крайтон. — Я знаю этого парня.

— Мы не воюем с женщинами, — собравшись с мыслями, молвил Уолтер. — Мне вообще не по душе, когда убивают и грабят невинных людей. Война войной, но должна же быть справедливость?

— А что вы думаете, парни, насчет крестьян, атакующих наши обозы? Слыхали про Жака Простака? — монах явно старался втянуть в разговор остальных.

— Думать особенно нечего, — твердо сказал Том. — Есть приказ вешать всякого, кто будет пойман с оружием.

— Оружие оружию рознь. Серп или те же вилы?

— Кто он такой? — тихо спросил Уил Хоукер. — Чего ему надо?

— На смутьяна из этих «бедных проповедников» смахивает, — подал голос Эндрю. — Много их нынче бродит.

— Французскому Жаку не легче, чем английскому Джону, — продолжал гнуть свою линию францисканец. — Нам ли его осуждать? И за что? Уж не за то ли, что мочи не стало терпеть?..

— Переночуешь с нами или пойдешь дальше? — с ощутимой сухостью в голосе спросил Тайлер. Он устал от разговоров. Граф Бомонт на подходе. Самое время готовить квартиры.

— Я пойду, — монах улыбнулся каким-то своим мыслям. — Не проводишь меня до часовни?

Йомен подумал и согласно опустил веки.

— Тогда прощайте, добрые лучники. Храни вас господь. Будете в Йорке, спросите Джона Болла. Вам каждый укажет.

— Желаю тебе поскорее отыскать свою правду, отец, — кивнул Тайлер, когда показались голые платаны королевской дороги.

— Правда — она одна на всех, йомен. Как родина. Как земля-кормилица. Опустись в глубины моря житейского, затаись там до срока, и тогда ты на многое взглянешь иными глазами. Будь здоров, храбрый Джон.

— Я не Джон, ты меня с кем-то спутал.

— Все мы дети одного великого Джона. Правдивого Джона, которого терзают крючья палачей-дармоедов. Больно ему, ох как же больно! Что рука, что нога — все едино. Откликается сердце на всякую боль. Сегодня твоего брата забили в колодки, завтра тебя… Ты правильно сделал, заступившись за эту француженку… Жена есть?

— Нет, — односложно ответил йомен.

— Значит, будет… Мы еще встретимся на этой земле, когда Темза потечет кровью и в лесах запылают дубы.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ТРИ ПЕДРО

Ты, Педро, лучший цвет испанской славы,

Был милостями рока так богат!

Те, что теперь тебя жалеют, — правы.

Тебя из края выгнал кровный брат,

Потом, подвергнув злейшей из осад,

К себе в палатку заманил обманом

И заколол своей рукою, кат,

Чтоб завладеть добром твоим и саном.

Джеффри Чосер. Кентерберийские рассказы

После роскошной Венеции с ее розовыми чудо-дворцами, отраженными в зеленом зеркале лагуны, с ее фантастическим ночным фейерверком и таинственными каналами, по которым денно и нощно скользят гондолы, Вальядолид произвел на Джеффри Чосера гнетущее впечатление. Построенный готтами на месте римского города, он так и остался сонной дырой. Подписав в Палаццо Дукале договор от имени короля на аренду галер для пехоты и кавалерии, Чосер не без основания рассчитывал на быстрое восхождение. И действительно, не успел он вернуться из Италии, как получил новое предписание отправиться в Португалию, а затем — в Кастилию и Леон.

В надежде еще сильнее укрепить традиционные связи, Англия все глубже увязала в пиренейской трясине. Доходов с Гиени не хватало даже на то, чтобы заткнуть первоочередные прорехи. Аппетиты союзников росли день ото дня, ситуация постоянно менялась, а французское противодействие неуклонно сводило на нет с таким трудом достигнутые успехи. Одним словом, требовалось во что бы то ни стало дополнить ненадежные золотые цепи звеньями кровных уз.

Эдуард Третий осторожно изучал идею династического брака, надеясь обвенчать одного из сыновей с кастильской принцессой, вернее — с одной из принцесс, ибо у короля Педро тоже было несколько предложений. Кого с кем поженить, Эдуард еще точно не знал. Выдвигались разные варианты.

Деликатность доверенной Чосеру миссии в том и состояла, что он, ничего прямо не предлагая, должен был прощупать почву. Помимо чисто политических аспектов задуманной операции она имела нюансы и галантного, даже несколько романтического характера. Принцы-антагонисты Джон Гентский, попросту Гонт, и Эдмунд Ленгли втайне друг от друга уполномочили Чосера составить точную характеристику как внешних, так и внутренних достоинств испанок. И хотя пока речь могла идти лишь об одном браке, каждый принц, что было естественно, надеялся вытянуть счастливый билет и составить лучшую партию. Шансы Гонта были предпочтительнее.

Проскучав десять дней в разрушенном землетрясением Лиссабоне, Чосер направил свои стопы к Педро Жестокому. Королевский дворец, построенный в классическом мавританском стиле, не поражал особыми красотами, но был хорошо приспособлен для местных условий. Внутренний дворик с фонтанами дарил отдохновение и прохладу в знойные часы сиесты. Наполненные тонким благоуханием жасмина ночи оглашала соловьиная трель. Постоянно затевались охоты, прогулки, пиры, на которых подавали всевозможные экзотические плоды: померанцы, финики, смоквы, рожки. После почти аскетического регламента Лиссабона, где неумеренно предавались постам и молитвам, вальядолидская нега приятно разнообразила жизнь.