Под грузом улик - [64]

— Попробую раздобыть на кухне, милорд.

Бантер удалился, а лорд Питер, со стонами и кряхтеньем натянув рубашку и брюки, подошел к окну. Как и во всех зимних деревенских жилищах, оно было плотно закрыто, и рама была заткнута сложенной бумагой. Вынув ее, лорд Питер поднял раму. В лицо ему ударил ветер, насыщенный запахами торфяника, и он с наслаждением вдохнул его. До чего же хорошо было снова видеть солнце — он с содроганием подумал о том, что мог исчезнуть без следа в Банке Питера. Несколько минут он стоял, произнося про себя благодарность за блаженство существования, потом отошел от окна и закончил одеваться. Клочок бумаги он продолжал держать в руке и уже совсем собирался бросить его в камин, когда его взгляд случайно выхватил несколько слов. Он разгладил лист бумаги и начал его читать, и, по мере того как глаза его скользили по строчкам, на лице появлялось неописуемое выражение неожиданной догадки. Бантер, вернувшийся с кипятком, застал своего господина с листком бумаги в одной руке, носком — в другой, насвистывающим сложнейший пассаж из Баха.

— Бантер! — воскликнул его светлость. — Я, без сомнения, величайший осел во всем крещеном мире. Не разглядеть того, что лежало прямо у меня под носом! Вместо этого я вооружаюсь телескопом и ищу объяснений в Стэпли. Я заслужил того, чтобы меня распяли вверх ногами в целях излечения анемии мозга. Джерри! Джерри! Ах ты, тухлая ослятина, ну разве это было не очевидно?! Глупый старый болван. И почему он не мог сказать Мерблесу или мне?

Мистер Бантер приблизился с почтительным недоумением.

— Ты только посмотри на это! Ты только посмотри! — разразился Уимзи истерическим смехом. — О Господи! Господи! Запихать в оконную раму, где это могло быть найдено кем угодно! Как это похоже на Джерри. Сначала расписывается буквами в фут вышиной и предусмотрительно оставляет их на видном месте, а потом удаляется и по-рыцарски молчит.

Мистер Бантер во избежание неприятности поставил кувшин на полку умывальника и взял листок у лорда Питера.

Это было пропавшее письмо Томми Фриборна.

Сомнений быть не могло. Вот она — улика, подтверждающая правдивость показаний Денвера, более того — гарантирующая ему алиби на ночь с 13-го на 14-е.

Не Каткарт, а Денвер.

Денвер, предложивший компании вернуться поохотиться в Ридлсдейл в октябре, хотя они уже охотились здесь на куропаток в августе. Денвер, поспешно улизнувший из дома в половине двенадцатого, чтобы проделать в темноте две мили в ночь, когда фермер Граймторп отправился за покупками. Денвер, беззаботно затыкающий щель в раме важным письмом, где указаны его титул и имя. Денвер, шлепающий обратно, как гуляка-кот, в три часа ночи и натыкающийся у оранжереи на труп своего гостя. Денвер, со своими добрыми, глупыми, джентльменскими представлениями о чести, упрямо отправляющийся за решетку и предпочитающий молчать о том, где он был. Денвер, заставивший их сочинять самые невероятные версии в попытках разгадать тайну, которая теперь была ясна как Божий день. Денвер, чей голос спутала миссис Граймторп с голосом брата в тот незабвенный день, когда она бросилась ему на шею. Денвер, спокойно пускающий в ход громоздкий скрипучий механизм судопроизводства с одной лишь целью — оградить репутацию женщины.

Возможно, именно сейчас избранная комиссия лордов заседала в целях «изучения предшествовавших судов над пэрами по уголовным делам, чтобы герцог Денверский в скорейшем времени предстал перед судом в надлежащем порядке». А именно: представление адреса Его Величеству лордами с белыми жезлами для ознакомления Его Величества с материалами дела; соответствующее оформление Королевской галереи в Вестминстере; робкое обращение в полицию за предоставлением необходимого контингента сил для обеспечения порядка на подходах к Парламенту; всемилостивейшее назначение Его Величеством лорда-распорядителя; высочайшее повеление, чтобы в соответствии с прецедентом все лорды были облачены в свои мантии, чтобы каждый, высказывая свое мнение, ручался бы своей честью, положив правую руку на сердце, чтобы парламентский пристав, присутствующий на слушаниях, призывал к порядку именем Короля — и так далее до бесконечности. А в это время между оконных рам засунут грязный клочок бумаги, который, будь обнаружен раньше, сделал бы ненужной всю эту чудовищную церемонию.

Происшествие на болоте явно подорвало нервную систему Уимзи. Он опустился на кровать и захохотал, заливаясь слезами.

Мистер Бантер лишился речи. Не говоря ни слова, он извлек бритву — до конца своих дней Уимзи так и не удалось узнать, где и у кого он ее добыл, — и начал тщательно ее править на ладони.

Наконец Уимзи взял себя в руки и, спотыкаясь, побрел к окну за глотком свежего болотного воздуха. Не успел он подойти, как снизу раздался невообразимый шум, и он увидел, что по двору движется Граймторп в окружении собак: при каждом лае он ударял их кнутом, и они разражались неистовым воем. Неожиданно подняв голову, он взглянул на окно с выражением такой ненависти, что Уимзи поспешно отступил, как от удара.

И пока Бантер брил его, он не произнес ни слова.