Под грузом улик - [26]

Питер замер в нерешительности.

— Лучше не надо, милорд, простите, что вмешиваюсь, — раздался у самого его уха голос Бантера. — Добьетесь только истерики, — добавил он, осторожно увлекая своего господина от дверей комнаты мисс Мэри. — Крайне неприятно для обеих сторон и совершенно непродуктивно. Лучше дождаться приезда ее светлости вдовствующей герцогини.

— Ты прав, — согласился Питер, поворачиваясь, чтобы забрать свои туалетные принадлежности. Однако его предусмотрительно опередили. Он еще раз поднял крышку сундука и заглянул внутрь.

— Что, ты сказал, было на той юбке, Бантер?

— Гравий, милорд, и песок.

— И песок.

* * *

Сразу за охотничьим домом начинался торфяник, расстилавшийся на необозримые пространства. Земля была покрыта коричневым мокрым вереском и изрезана узкими канавами. Время двигалось к шести вечера, но заката не было видно: весь день с востока на запад по обложенному тучами небу перемещалось лишь еле видимое, бледное пятно. Возвращаясь после долгих и бесплодных поисков каких-либо следов человека с мотоциклом, лорд Питер дал волю своему общительному нраву. «Господи, как бы я хотел, чтобы здесь был старик Паркер», — со сдерживаемой тоской пробормотал он, чавкая грязью на овечьей тропе. Он направлялся к ферме, расположенной в двух с половиной милях от охотничьего дома и называемой Граймерова Нора. Она находилась почти точно к северу от Ридлсдейла — одинокий форпост на границе торфяника в плодородной низине между двумя вересковыми холмами. Тропинка, шедшая к ней, спускалась с холма, огибала топкое болото и за полмили до фермы пересекала небольшую речушку под названием Ридд. Питер не питал почти никаких надежд на получение там каких-либо сведений, но он был полон мрачной решимости перевернуть в округе все вверх дном. Вопреки сведениям, полученным от Паркера, он не сомневался, что мотоцикл приехал по верхней дороге, миновав Кингз-Фентон без остановок и незаметно для посторонних глаз. Тем не менее, он обещал прочесать округу, а Граймерова Нора располагалась как раз по соседству. Лорд Питер остановился, чтобы раскурить погасшую трубку, и почавкал дальше. Тропа была помечена белыми столбиками, расположенными через равномерные интервалы, которые чуть дальше были приспособлены под стойки плетня. Их назначение становилось понятным, как только путник спускался в низину, где всего лишь в нескольких ярдах слева от тропинки начинались заросшие камышом кочки, между которыми виднелись черные провалы трясины, стремительно поглощавшей все, что превышало вес трясогузки. Наткнувшись на пустую сплющенную банку из-под сардин, Уимзи небрежно поддал ее ногой и забросил в трясину. Она плюхнулась со звуком, напоминающим чмоканье, и тут же исчезла из виду. Это стало последней каплей, переполнившей и без того подавленное состояние Питера, — он облокотился на плетень и погрузился в вереницу грустных размышлений, касающихся: 1) тщетности человеческих желаний; 2) изменчивости; 3) первой любви; 4) краха идеалистических воззрений; 5) последствий Великой войны; 6) контроля за рождаемостью и 7) превратностей свободы воли. Впрочем, ниже этого он не скатился. Почувствовав, что ноги у него замерзли, а в желудке пусто, и осознав, что ему еще предстоит проделать несколько миль, он перешел по скользким камням через ручей и подошел к воротам фермы. Обычно ворота на таких фермах делались из пяти сколоченных вместе жердин, эти же были цельными и внушительными на вид. Облокотившись на них, стоял мужчина с соломинкой в зубах. Он взирал на приближавшегося Уимзи, не трогаясь с места.

— Добрый вечер, — бодро промолвил лорд Питер, протягивая руку к щеколде. — Прохладно, не правда ли?

Мужчина не ответил, еще тяжелее навалился на ворота и засопел. На нем были грубошерстное пальто, брюки и запачканные в навозе легины.

— Хотя, конечно, вполне соответствует времени года, а? — продолжил Питер. — И для овец хорошо, осмелюсь заметить. Шерсть у них становится курчавой, а?

Мужчина вынул изо рта соломинку и сплюнул по направлению правого сапога Питера.

— Много скота у вас тонет? — невозмутимо поинтересовался Питер, небрежно открывая ворота и облокачиваясь на противоположную створку. — Я смотрю, вы хорошенько обнесли свой дом. Наверное, небезопасно в темноте, если надумаешь прогуляться с другом?

Мужчина еще раз сплюнул, натянул на лоб шляпу и спросил:

— Чего надо?

— Ну, я собирался по-дружески заглянуть к мистеру… э-э, ну скажем, к хозяину фермы, — ответил Питер. — Соседи все-таки. Место тут пустынное. Не знаете, он дома?

Мужчина что-то проворчал.

— Очень рад слышать, — тут же откликнулся Питер, — какая редкая удача встретить таких добрых и гостеприимных людей в Йоркшире, а? Кто бы вы ни были, всегда можете рассчитывать на место у камина в доме, ну и на все остальное. Простите мою настойчивость, но хочу обратить ваше внимание на то, что, так облокачиваясь на ворота, вы мешаете мне пройти. Я понимаю, что это досадная оплошность, вы, верно, не замечаете, что стоите у самого плеча рычага. Какой очаровательный дом, не правда ли? Такой основательный и прочный. Никакого плюща, увитых розами крылечек и всей этой пригородной ерунды. Кто в нем живет?