Под горячую руку - [4]

Женька тихо поскуливала, уткнувшись носом в мое плечо, произнося время от времени с глубочайшей обидой в голосе: «Больно!» и «Где же папа?», а я осторожно гладила ее по спине и слегка покачивала взад-вперед, как маленькую. Из всей полезной информации, какую можно было получить от нее сейчас, даже не прибегая к «прокачке на косвенных», я решилась на один-единственный вопрос, действительно безобидный со всех возможных сторон:

— Сколько тебе лет, Женечка?

— Сем… Семнадцать, — ответила она как во сне и порывисто вздохнула.

— А мне двадцать девять, — сообщила я, хотя прекрасно понимала, насколько ей безразличен мой возраст. Но молчание в такой ситуации тоже является признаком нетипичного поведения.

Стресс требует реакций, и пустой разговор — одна из них, не самая, кстати говоря, вредная.

— Семнадцать и двадцать девять, представляешь? По возрасту я вполне могла бы быть твоей старшей сестрой. А зовут меня Юлей, — представилась я, не дождавшись ответа. — Юля Максимова.

— Юля… — порадовала она меня, перестав причитать. — Тебя, Юленька, бог послал.

— Ты что, как старушка, бога поминаешь? — рассмеялась я, и она, хоть и слабо, но тоже улыбнулась за компанию. — Неужто верующая такая?

— Тут станешь верующей! — ответила Женька, и я насторожилась в ожидании продолжения, которое незамедлительно и последовало: — Бека убили! — сменила она песню о папе и боли на новую, и я поскучнела. — Юля, а здесь неопасно?

Женька оживилась, посмотрела вокруг распухшими от слез глазами.

— Не знаю, — ответила я, не задумываясь, и похвалила себя за точность реакции.

— Ой, давай уйдем куда-нибудь, а? Лучше всего домой.

Не-ет, милая! Познакомиться с твоим папой для меня важнее установления номера дома. А, познакомившись, я узнаю и то, где живет ваша семейка, и еще много всякого-разного, полезного делу.

— А ты дойдешь? — усомнилась я простовато. — Тебя же ноги не держат. Да и папа появится с минуты на минуту. А так мы с ним и разминуться можем. А?

— Да, — согласилась она покорно, и мне снова стало ее жалко.

И действительно, отбеседовали мы свое, отсидели. Двое мужчин в расстегнутых темных плащах быстрыми шагами вышли на детскую площадку со стороны аллеи, оглянулись по сторонам и направились к нам чуть ли не бегом. Хотя почему «чуть ли»? Тот, что постарше, действительно перешел на трусцу, метров за тридцать до нас.

— Папочка! — простонала Женька и поднялась ему навстречу. Девочка пошатнулась, и мне пришлось поддержать ее, но, оттолкнув мою руку, она шагнула сама.

— Что случилось, Женечка? — проговорил он быстро, обнимая ее и глядя на меня настороженно.

— Ай! — отшатнулась она. — Рука!

Он глянул на ее рукав и побелел лицом.

— Бека убили. Вон он. Папка-а!

Второй, остановившись поодаль, расставив ноги и не вынимая рук из карманов плаща, внимательно, с серьезностью дилетанта изучал окрестности.

— Бог с ним, с Беком! Как ты-то, маленькая?

В голосе Николая Михайловича звучала неподдельная тревога. Я шагнула назад и повернулась к ним спиной, но предположение о том, что они заняты только друг другом, оказалось, к счастью, неверным.

— Это Юля, — проскулила Женька. — Она здесь бегает…

— Сашка! — крикнул, не поворачивая головы, Серов. — Займись… Пойдем, Женечка, пойдем! — Он осторожно увлек ее к выходу на аллею. — Машина в двух шагах.

Поддерживая дочь за талию, он повел ее прочь, а я осталась с Сашкой и трупом пса, лежащего под кустами.

— Как это случилось? — спросил Сашка с нехорошим напором, почти враждебно.

— Могу сказать одно: это случилось здесь! — Я развела руками. — А если попробуете хамить, то, знаете, я лучше пойду. Я и так уже потеряла уйму времени!

Он мотнул непокрытой головой и улыбнулся одними губами.

— Извините, но вы сами понимаете…

— Ладно, хватит, — сменила я гнев на милость. — Я занималась вон там, гимнастику делала, а Женька здесь с собакой играла. И вдруг они упали. Было похоже, что ее пес с ног сбил. Я и не поняла сразу. Только чуть позже, когда увидела, что они не встают, заподозрила неладное… Нет, выстрела слышно не было, — опередила я его вопрос. — И вообще ничего подозрительного я не заметила. Занята была. Вы сами должны знать, что во время занятий гимнастикой не очень-то глазеешь по сторонам.

— Почему же вы думаете, что стреляли?

Я глянула на него возмущенно, как на недоумка.

— А вы на него посмотрите! — махнула я рукой в сторону пса.

— Вы его осматривали? — удивился Сашка.

— Нет. Я его к кустам оттаскивала, подальше от посторонних глаз. Женька просила не вызывать милицию.

— И вы согласились?

— А что лезть-то не в свое дело? У меня и без того хлопот хватает, чужие проблемы мне ни к чему.

Это его устроило. Пообещав благодарность хозяина, он очень вежливо спросил мое имя, адрес, номер телефона и откланялся без лишних слов.

Скорее утомленная, чем взбудораженная, я отправилась домой. О продолжении гимнастики не могло быть и речи.

Не скажу, что все происшедшее произвело на меня чрезвычайное впечатление. Попадала я в переплеты и посерьезнее, и поопаснее. Один югославский провал чего стоит, когда мне пришлось спасаться от десятка бундесверовцев, настроенных весьма решительно.

А взять того парня, в Калининграде, в девяносто пятом? Непьющий, худой, безобидный на вид Коля Марьин оказался натовским шпионом с агентурной кличкой Шарк. И акулой он был не только по прозвищу. Голыми руками, без использования спецсредств уложил троих наших сотрудников, парней не хилых и в последние годы повидавших виды не в одной «горячей точке».