Под флагом «Катрионы» - [9]

– Я ничего не скажу сэру Томасу, – вслух произнес мистер Диксон. – Мальчик просил приготовить ему кофе… Идиот, старый идиот! Я совсем забыл об этом! Мальчик просил уложить его в постель и сесть подле него, чтобы он не уснул… Черт! – продолжал он очень громко, настолько громко, что Лу проснулся и, задержав дыхание, прислушался. – Старая бесхвостая обезьяна! – продолжал смотритель, гневно стуча кулаком о каменную стену вахтенной. – У самого трое детей, а ведет себя, как юнга под проливным дождем на Темзе! Мальчик! Проснись! Тебе нельзя спать!

– Я не сплю, сэр! Что тут было, пока я дрался с Бобом?

– И ты ему надавал оплеух? – обрадованно залопотал смотритель, зажигая свечи. – Так его, так, мальчик! Ты не спи, сейчас я принесу горячий кофе, а потом мы поговорим!

– Благодарю вас, сэр! – сказал Лу. – У меня тоже есть кое-что для вас. Только ни слова папе!

– А как вот здесь? – смотритель похлопал себя по груди. – Свистит?

– Кто свистит? – спросил сэр Томас.

Да, сэр Томас, именно он, собственной своей персоной. Он и не думал прятаться или входить тайком, в этом не было нужды, но вот сейчас появилась необходимость выяснить, почему Лу в постели и какой-такой секрет нужно утаить от папы. Сэр Томас, спускаясь по лестнице, слышал почти всё, что неминуемо вызывает беспокойство и родительскую тревогу. Неясно только в отношении свиста. Сэр Томас повторил свой вопрос:

– Кто свистит?

– Ветер, папа, – с предельной беспечностью ответил Лу.

– Сильный ветер, мистер Стивенсон, – подтвердил смотритель. – Хрип и бульканье. Птицы, фонарь и черт. Сейчас я принесу кофе.

Смотритель вышел; он торопливо стал спускаться в самое нижнее помещение, в кухню. Сэр Томас молча, заложив руки за спину, подошел к постели, на которой сидел Лу – худой, бледный, впалощекий, с длинными, закрывающими уши волосами, разделенными прямым пробором. Сын глядел на отца – на его бакенбарды, на высокий, красивый лоб, стараясь угадать, что последует спустя несколько секунд. «Папа завтра же соберется домой», – подумал Лу. «Медицина беспомощна, врачи лгут», – подумал сэр Томас. «Оттого, что я прерву командировку и вернусь домой, Лу легче не станет», – продолжал сэр Томас свои размышления, отлично понимая, что сын читает его думы и проникает в замыслы.

– Подождем до утра, – вслух произнес сэр Томас и приложил ко лбу сына свою ладонь.

– Мне просто захотелось спать, – сказал Лу. – Мильон впечатлений, папа!

– У тебя жар, мой дорогой!

– Как всегда, папа. Ничего особенного. Я уже освоился с маяком, на «Бель-Рок» я поднимусь, как на любое дерево в нашем саду.

– Покашляй, Лу, – сказал отец.

Лу кашлянул, и тотчас в горле у него забулькало и засвистело.

– Ага! – сказал отец.

– Ничего нового, папа! Новое в том, что нет тайн. И птицы и фонарь – это… Я еще не видел кораблекрушения, – может быть, тогда…

– Покашляй, Лу! Еще, еще!

Лу рассмеялся.

– Странно, папа, – сказал он и прижался щекой к руке отца. – Мы на маяке, кругом нас океан, птицы летят на юг, а ты такой же, как дома, и со мною то же, что и дома. Где-нибудь должно же быть иначе, папа!

– Жизнь хороша везде, Лу, – поторопился произнести сэр Томас. – Важно быть здоровым, мой родной!

Он вдруг охватил руками влажную от пота голову сына, припал к ней губами и, сдерживая слезы, коротко простонал.

– Папа! Дорогой! Мой папа, – хрипло пробасил Лу. – Я здоров! Здоров, как силач из цирка! Просто – мильон впечатлений, папа!

Он встал на колени, обнял отца. Вошел смотритель, поставил на стол медный котелок с дымящимся кофе, искоса оглядел своих гостей и удалился.

«Ночь на 21 сентября 1863 года. Ветер NW – слабый. Никаких происшествий, – писал он в вахтенном журнале. – На маяке инженер Томас Стивенсон со своим сыном. Продовольствия, свечей, табаку и аптекарских пособий по списку № 733 израсходовано в норме, имеется экономия. Акт о состоянии фонаря, составленный инженером Томасом Стивенсоном, при сем подклеивается…»

Сэр Томас натер спину и грудь сына уксусом, сменил ему белье. Лу выпил стакан горячего кофе, поцеловал отца в щеку.

– Доброй ночи, родной мой, – растроганно проговорил сэр Томас. – Дай мне честное слово, маленький, что ты не чувствуешь себя больным.

– Уже не чувствую себя больным, папа, честное слово, – глядя отцу в глаза, произнес Лу. – Дома я, наверное, расхворался бы как следует. Хотя бы ради сказок, которых у Камми целый мильон!

– Мы мужчины, Лу, – сказал сэр Томас, накрывая сына грубым матросским одеялом. – Мы должны не лгать друг другу. Ложь – это отсутствие уважения, понимаешь? Так вот, если в восемь утра ты скажешь мне, что у тебя нигде не болит, мы направимся на остров Скей, а оттуда…

– «Бель-Рок»! – весело и звонко произнес Лу.

Сэр Томас улыбнулся, покачал головой.

– «Бель-Рок», Лу, это недели через две, не раньше. Мы еще побудем на семи маяках. Один из них знаменит тем, что на нем сорок лет назад десять дней жил Вальтер Скотт. И смотритель маяка – ему что-то около семидесяти – расскажет тебе о…

– Папа! Папа! Какое счастье, что я твой сын! – воскликнул Лу. – Уходи, папа! Не то я начну расспрашивать тебя о Роб Рое и Айвенго! Доброй ночи, папа! Если бы ты только знал, как я не люблю спать!