Под алыми небесами - [149]

10

Лейерс после освобождения из лагеря стал примерным прихожанином. Он оплатил постройку церкви Воскресения в Эшвайлере, которая находится в нескольких минутах езды от имения по дороге Ганс-Лейерс-Вег, названной так в память о генерале.

Лейерс имел репутацию человека, умевшего «доводить дело до конца», и люди, включая его священника и помощника, советовали ему заняться политикой. Генерал отказался, сказав, что он предпочитает быть «человеком в тени, нажимающим на кнопки». Он никогда не хотел быть на виду.

Лейерс дожил до преклонных лет, присутствовал на защите диссертации сына, получившего степень доктора технических наук. Его дочь благополучно вышла замуж. Лейерс редко говорил о войне, разве что хвастался иногда, что никогда не работал на Альберта Шпеера, а подчинялся непосредственно Гитлеру.

Личный архитектор Гитлера вышел из тюрьмы Шпандау в 1966 году и вскоре нанес визит Лейерсу. Шпеер поначалу вел себя дружелюбно, потом, выпив, стал враждебен, намекал, что ему известно о показаниях, которые дал против него генерал. Лейерс выставил Шпеера из дома. Книга Шпеера «Внутри Третьего рейха», рассказывающая о взлете и падении Гитлера, вызвала у Лейерса раздражение, он назвал это сочинение нагромождением лжи.

Лейерс умер в 1981 году, после продолжительной болезни. Он похоронен под огромным камнем на кладбище между церковью, которую он построил, и домом, в котором жил долго после того, как оставил Пино Леллу на перевале Бреннер.

– Тот Лейерс, которого я знал, был добрым человеком, выступавшим против насилия, – сказал преподобный Шмидт. – Лейерс был инженером, он поступил в армию, потому что там ему предложили работу. Он не был членом нацистской партии. Если на его совести есть военные преступления, то я убежден, что его вынудили к этому. Вероятно, он делал это, потому что к его виску приставили пистолет и у него не оставалось выбора.

11

Неделю спустя после этих разговоров я нанес Пино Лелле еще один визит в доме у озера Маджиоре. В то время ему было восемьдесят девять лет. Моложавый старик с седой бородой, в очках в металлической оправе и модном черном берете. Как и всегда, он был общителен, склонен пошутить, бодр, он жил con smania, и это было тем более удивительно, что незадолго до моего приезда он катался на мотоцикле и попал в дорожную аварию.

Мы отправились в его любимое кафе на берегу озера в городке Леза, где он жил. За стаканчиком кьянти я рассказал Пино о судьбе генерала Лейерса. Я закончил, а он долгое время сидел, глядя на воду, на его лице отражалась буря эмоций. Семьдесят лет прошло. Завершились семь десятилетий незнания.

То ли дело было в выпитом вине, то ли я слишком долго размышлял над этой историей, но Пино, эта добрая и отзывчивая душа, Пино, выживший, чтобы рассказать свою историю, в тот момент, казалось, приоткрыл мне дверь в давно ушедший мир, в котором все еще действовали призраки войны и мужества, демоны ненависти и бесчеловечности и где звучали арии веры и любви. Я сидел рядом с Пино, и, пока рассказывал ему то, о чем мне стало известно, у меня мурашки бежали по коже, и я снова думал о том, как мне повезло, какая для меня честь – дополнить его историю.

– Вы уверены во всем этом, мой друг? – спросил наконец Пино.

– Я был на могиле Лейерса. Разговаривал с его дочерью. Со священником, которому он исповедовался.

Наконец Пино недоуменно покачал головой, пожал плечами и воздел к небу руки:

– Mon général – он пребывал в тени, он так и остался до самого конца призраком моей оперы.

Потом он закинул назад голову и рассмеялся над нелепостью и несправедливостью жизни.

Помолчав несколько мгновений, Пино сказал:

– Знаете, мой друг, на будущий год мне исполнится девяносто, а жизнь не перестает меня удивлять. Мы никогда не знаем, что произойдет завтра, что мы увидим, какой важный человек появится в нашей жизни или какого важного человека мы потеряем. Жизнь – это изменения, постоянные изменения, если только нам не повезет и мы не найдем в жизни комедию, а перемены – это всегда драма, чтобы не сказать – трагедия. Но когда все позади, даже когда небеса становятся алыми и угрожающими, я все же верю: если удача сопутствует нам и мы остаемся живы, мы должны быть благодарны за чудо каждого мгновения, каждого дня, каким бы плохим он ни был. И мы должны верить в Господа, и во Вселенную, и в лучшее завтра, даже если эта вера не всегда оправданна.

– Таково представление Пино Леллы о долгой счастливой жизни? – спросил я.

Он рассмеялся и погрозил пальцем:

– Во всяком случае, о счастливой части долгой жизни. Песня, которая должна быть спета.

Потом Пино посмотрел на север, по другую сторону озера, на свои любимые Альпы, устремляющиеся в летнем воздухе ввысь, как невероятные соборы. Он сделал глоток кьянти. Его глаза затуманились, поднялись к небу, и мы долгое время сидели молча, а старик пребывал где-то очень, очень далеко.

Озерная вода плескалась о подпорную береговую стену. Пролетел белый пеликан. Где-то за нами прозвучал велосипедный звонок, и девушка в седле рассмеялась.

Когда Пино наконец снял очки, солнце уже садилось, окрашивая озеро в медно-золотистый цвет. Он отер слезы и снова надел очки. Потом посмотрел на меня, улыбнулся печальной, милой улыбкой и приложил ладонь к сердцу.