Почтовый перевод - [2]

— Нет, Дьенг. Нет! Но аллах в бесконечном своем милосердии никогда не оставляет правоверных.

— Правильно, женщины, правильно! Аллах акбар! Аллах велик, и безмерна его доброта. И днем и ночью он бдит над нами.

— Подожди… подожди. Не раскалывай орех.

Вошла Мети и поставила перед ним на баранью шкуру мисочку, где плавали в сладком своем соку золотистые ломтики папайи.

— Папайя! До чего ж я ее люблю! Вымой-ка мне, Мети, колу.

Мети вышла.

Ибраима Дьенг вонзил зубы в нежную мякоть плода. Папайя так и таяла во рту, сок брызнул в уголках губ.

— Дайте-ка мне чем-нибудь утереться.

— Сейчас, Дьенг.

Арам принесла чистую тряпицу и присела на корточки подле мужа, приводя все в порядок. Дьенг вымыл руки и выбрал дольку ореха колы, который Мети подала ему на ладони.

Он с трудом встал и растянулся на постели, читая стихи из Корана.

— Право, не знаю, хватит ли у меня силы добраться до мечети, — пробормотал он.

— Тут ходит старик нищий, — сказала Арам.

Ибраима ответил не сразу, сначала улегся поудобнее, вытянул ноги. Он запрещал своим женам и детям подавать милостыню здоровым и молодым людям. «Это ведь тунеядцы, им бы только на даровщинку кормиться», — говорил он. Когда в мечети мужчины — главы семейств обсуждали этот вопрос, Дьенг проявлял себя в споре непобедимым оратором, загонял своих противников в угол, требовал доказательств, доводов, почерпнутых в толкованиях к Корану. Разве там написано, что надо подавать таким людям?

— А он действительно старый? — спросил Дьенг.

— Да, совсем старый.

— Тогда отдай ему остатки от трапезы. Пусть по милости аллаха уйдут из дому и объедки, и все наши беды.

Так он всегда говорил, когда подавал милостыню.

Время от времени прохладный ветерок приподнимал оконную занавеску — как в народе говорится, это обмахивались опахалами добродетельные супруги, вкушающие блаженство в раю. Дьенг глубоко вздохнул и, позевывая, попросил:

— Мети, извини меня, но уж ты потри мне ноги. Столько им довелось прошагать нынче!..

— Не жалуйся — аллах велик. Он нас никогда не покинет.

— Аллах!.. Аллах! Но и самому что-то делать надо!

Мети послушно принялась массировать ему ноги — одну, потом другую, до самого бедра. Ибраима вскоре заснул. Мети на цыпочках отошла от кровати.

— Ты уже сказала? — спросила Арам, когда Мети села на циновку рядом с ней.

— Нет еще. Дай человеку поспать. Когда муэдзин призовет к молитве, я разбужу Ибраиму и все расскажу ему, — ответила Мети, тоже отыскивая себе местечко, чтобы подремать.

В удушливую жару знойного полдня всех клонит ко сну.

Ибраима проспал время молитвы, а проснувшись, заворчал, срывая досаду на своих женах:

— Можно подумать, что я живу в доме безбожников, в доме неверных. А когда меня не бывает, случается ли вам, женщины, хоть раз помолиться? Я уж заранее трепещу, не вырастут ли неверующими мои дети!

Обе жены промолчали. Совершив омовения, Ибраима, как правоверный мусульманин и наставник своих жен, повел их за собою по божьему пути. Обе женщины, держась в нескольких шагах позади супруга, покорно преклоняли вслед за ним колени.

Кончив молитву, Ибраима собрался выйти из дому, но тут Мети, вкрадчивая, как старая кошка, вытягивающая лапы, сказала:

— Дорогой! Ба почтальон приходил. Тебе письмо.

— Письмо? От кого? Какого цвета бумага?

— Нет, это не такая бумага, как для налога.

— А ты откуда знаешь?

— Ба сказал нам, что письмо из Парижа. И денежный перевод тоже оттуда.

— Денежный перевод?

— Да.

— Кто же мне прислал деньги?

— Твой племянник Абду. Он ведь в Париже.

— Погоди, войдем лучше в дом. Нельзя посреди улицы говорить о деньгах.

В доме Мети продолжила свой доклад:

— Абду посылает двадцать пять тысяч франков. Две тысячи — тебе, три тысячи — его матери, остальные двадцать тысяч велит тебе сохранить для него. Шлет всем поклон. Просит уведомить его, что ты получил письмо и деньги.

— Надеюсь, не весь квартал уже знает о денежном переводе?

— Да вот какое дело!.. Мы с Арам пошли в лавку Мбарки. Там был Мбайе, и он прочитал нам письмо.

— Значит, Мбарке все известно…

И Дьенг гневно вздернул голову.

— Зачем ты, не спросясь у меня, дала чужому человеку прочесть письмо? Зачем взяла в долг провизию у Мбарки, у этого обдиралы?

— Да ведь у нас ничего не было на обед.

— И вчера не было, — вмешалась Арам. — А дети-то не могут жить не евши. Детей нельзя морить голодом.

— Хорошая жена ждет мужнина приказа (слово «приказ» было произнесено по-французски). Теперь весь квартал узнает, что я получил денежный перевод.

Жены молча выдержали огонь его гнева. Дьенг сердито отчитал их, потом положил в карман повестку, письмо и, высоко подняв голову, двинулся в путь величественной походкой.

У Дьенга была слабость к хорошей одежде. Ворот его длинного бубу был украшен замысловатой ручной вышивкой, в которой красиво переплетались белые, желтые и лиловые шелковые нити. Ему всегда хотелось хорошо одеваться, чтобы одним уж своим внешним видом внушать почтение ближним, чувствовать себя выше своих собеседников, ибо весьма важное качество человека, по мнению Ибраимы, состояло в представительности и в умении держать себя.

На углу улицы стоял магазин Мбарки — покосившаяся лачуга, жалкая снаружи и столь же убогая внутри. Шаткие полки, заваленные товарами, держались только благодаря петлям из железной проволоки или из кожаных ремешков. По вечерам мухи черными гроздьями устраивались тут на ночлег. Прилавок из трухлявого дерева покрыт был слоем пыли.