Почтовое отделение - [26]

Я же объясняю вам, сэр, мы делаем все возможное. Я вернусь через два часа. - Вы ее муж?

Да, я был ее гражданским мужем. Может, вы оставите ваше имя и номер телефона? Я назвался и поспешно удалился. 10 Похороны были назначены на 10.30 утра, но и к этому времени на улице уже стояло настоящее пекло. Я был одет в дешевый черный костюм, купленный и подогнанный в спешке. Это был мой первый новый костюм за последние годы. Сын Бетти заехал за мной на своем новеньком "мерседесе". Я вычислил его с помощью маленького лоскутка бумажки с адресом его тестя. Дважды я вызванивал его и, наконец, достал. Но его мать была уже мертва. Она умерла как раз в тот момент, когда он подошел к телефону. Малыш Ларри никогда не заботился об общественной морали. Он преспокойно воровал машины у своих друзей и умел увернуться и от обиженных товарищей, и от суда. Потом его призвали в армию, там он каким-то образом получил образование и после демобилизации нашел хорошо оплачиваемую работу. С тех пор он не навещал свою мать. Где твоя сестра? поинтересовался я. - Понятия не имею.

Отличный автомобиль. Работает почти бесшумно. Ларри улыбнулся. Это ему нравилось. На церемонию нас отправилось трое: сын, любовник и сумасшедшая сестра хозяйки отеля п.о имени Марси. Марси никогда ничего не говорила. Бессмысленная улыбка навсегда застыла на ее губах. Кожа ее была бела, как эмаль. Волосы на голове мертвенно-желтые, поверх нелепая шляпа. Хозяйка послала ее вместо себя. Сама она оставалась следить за отелем. Как всегда, я был с похмелья. Мы остановились выпить кофе. С организацией похорон прошло не все гладко. Ларри повздорил с католическим священником. У него были сомнения, что Бетти настоящая католичка. И он отказывался служить. Но в конце концов, сговорились на неполную службу. Что ж, урезанная церемония все же лучше, чем совсем ничего. И с цветами вышла неувязка. Я купил венок и попросил в цветочном магазине вплести в него розы. Они трудились до обеда. Дама из магазина была знакома с Бетти. Они вместе квасили, еще когда мы с Бетти имели общую квартиру и собаку. Делси вот как ее звали. Я всегда порывался разведать, что таится у Дел-си между ног, но почему-то сдерживал себя. Она позвонила мне.

Хэнк, ты знаешь, что сделали эти кретины?! Какие кретины?

Ну, эти тупоголовые выродки из морга. Что они сделали?

Я отослала твой венок с нашим посыльным, а они не захотели взять его. Сказали, что уже закрылись. Ты же знаешь, как туда долго добираться. И чем кончилось?

Ну, потом они разрешили оставить его на улице, а в холодильник так и не поставили. Что оставалось делать? Парень оставил его у двери. Слушай, я не понимаю этих людей!

Я вообще людей не понимаю, Делси. Будь они в морге, будь в Белом Доме.

Знаешь, Хэнк, я не смогу быть на похоронах. Ты как, в порядке?

Почему бы тебе не прийти и не утешить меня, Делси? Пауль не отпустит меня. Пауль муж Делси. Ладно, забудем, сказал я. Итак, мы ехали на купированную похоронную процессию и остановились у кафе. Ларри отведал своего кофе и сказал: Я напишу тебе по поводу памятника. Сейчас у меня не хватает финансов.

Договорились, ответил я. Лари расплатился, мы вышли из кафе и погрузились в "мерседес".

Подожди минутку, - выбрался я обратно. Что такое? спросил Ларри. - Мне кажется, мы что-то забыли. Я вернулся в кафе.

Марси? Она по-прежнему сидела за столом и улыбалась. Мы должны ехать дальше, Марси. Она встала и пошла за мной. Священник бубнил себе под нос. Я не слушал. То, что раньше было Бетти, теперь лежало в гробу. И еще было очень жарко. Солнце расплылось по небу огромным желтым пятном. Между нами фланировали разжиревшие мухи. Во время церемонии двое парней в рабочей одежде принесли мой венок. Розы почти все погибли, уцелевшие на глазах умирали, задыхаясь в жаре. Парни оставили венок у ближайшего дерева. Вскоре он упал своим мертвым лицом прямо в пыль. Никто не захотел поднять его. Наконец, все закончилось. Я подошел к священнику и пожал руку: "Спасибо". Он улыбнулся. В нашей компании способны были улыбаться двое: священник и Марси.

На обратном пути Ларри напомнил: Я напишу тебе насчет памятника. Я продолжаю ждать это письмо. II Я поднялся в свой 409-й номер, взбодрился крепкой дозой шотландского виски, добрался до запасника в верхнем ящике комода, отсчитал немного деньжат, спустился вниз, сел в машину и рванул на ипподром. К первому забегу я уже был на месте, но играть не стал не было времени ознакомиться с участниками. Я пошел в бар выпить для разминки и увидел там сексапильную мулатку в дешевом затрапезном плаще. Она действительно была очень плохо одета, а поскольку я знал, что это значит "быть плохо одетым", я произнес ее имя так, чтобы только она могла услышать меня. Ви, детка. Она остановилась, пригляделась и потом подошла ко мне. Привет, Хэнк. Как делишки? Ви тоже работала на почте, только на другой станции, на той, что у фонтана. Она казалась мне более приветливой, чем остальные.

Паршиво. Трое похорон за два года. Сначала мать, потом отец, а сегодня давняя приятельница. Ви посочувствовала для приличия. Я открыл программу. Давай-ка глянем, что мы имеем на второй заезд. Ви присела рядом и плавно прижалась ко мне сначала ляжкой, потом бедром и, наконец, грудью. Под плащом скрывалось нечто волнующее. Но я думал о скачках. Я всегда искал "темную лошадку", которая могла бы побить фаворита. Если же я не видел никого, кто бы мог соперничать с ним, тогда я ставил на фаворита. После первых двух похорон я тоже приходил на ипподром, играл и выигрывал. Видимо, соприкосновение со смертью делало меня прозорливее. Утром похороны вечером я богат. В последнем заезде на милю "шестерка" проиграла фавориту всего четверть корпуса. Фаворит обошел ее, но в начале дистанции "шестерка" лидировала с преимуществом в два корпуса. Ставки на "шестерку" были 35 к 1. На фаворита 9 к 2. Обе лошади подпадали под один и тот же класс. Но рейтинг фаворита поднялся на два пункта: со 116 до 118, а у "шестерки" по-прежнему оставался на 116. К тому же на ней сменился жокей, посадили какого-то неизвестного парня. Да и дистанция увеличивалась на 1/16 мили. Толпа рассуждала так: если фаворит побил "шестерку" на миле, то, естественно, он сделает это и при дополнительной 1/16. Что ж, логично. Но на скачках нельзя уповать на логику. Тренеры делали все, чтобы их лошади казались малоэффективными, и публика ставила деньги на других. Смена дистанции, плюс бесславный жокей, все указывало на хороший куш. Я посмотрел на табло. На утренней пробежке "шестерка" пришла только лишь пятой. Ставки были 7 к 1. Номер шесть, сказал я Ви. Это не лошадь, а черепаха, ответила она. Вот именно, - подтвердил я, пошел к кассам и взял десять билетов на No6. Со старта "шестерка" вырвалась вперед, на первом повороте заняла крайний круг и затем легко удерживала перимущест-во в корпус с четвертью всю первую половину дистанции. Остальные кучно шли позади. Они полагали, что "шестерка" продержится в лидерах лишь до последнего поворота, а на финишной прямой сдаст. Это была стандартная схема. Но, судя по всему, тренер "шестерки" дал своему наезднику другие указания. На последнем повороте тот ослабил удила и пришпорил лошадь, она рванула вперед. Пока остальные жокеи распаляли своих скакунов, "шестерка" была уже на четыре корпуса впереди. Выйдя на финишную прямую, жокей "шестерки" дал лошади небольшую передышку, оглянулся назад и снова пришпорил. Я был доволен. Но вдруг фаворит (9 к 5) вырвался из общей кучи отстающих и, как ужаленный, устремился вперед. Корпус за корпусом он сокращал разрыв. Казалось он вот-вот оставит мою лошадь позади себя. Фаворит шел под номером два. На середине финишной прямой "двойка" отставала от "шестерки" всего на полкорпуса. И тогда парень на "шестерке" налег на хлыст. Жокей фаворита не уступал. До самого финиша они нещадно хлестали своих лошадей, мчась на расстоянии в полкорпуса друг от друга. "Шестерка" получила 8 к 1. Мы вернулись в бар.