Почтовая служба Доктора Дулитла - [62]

Взошла луна, и фантастический пейзаж Джунганьики засветился зелеными отблесками и голубыми тенями. Едва только Доктор задул свои свечи и Джип свернулся калачиком у него в ногах, как черепаха вдруг низким басом запела какую-то мелодию, в такт покачивая своей тяжелой головой.

— Что это за мелодия? — спросил Доктор.

— Это марш слонов, — ответила черепаха. — Его всегда исполняли в королевском цирке Шалбы перед тем, как слоны выходили на помост.

— Будем надеяться, что в этой песенке не очень много куплетов, — сонно проворчал Чипсайд, засовывая голову под крыло.

Солнце еще не взошло над мрачными водами Джунганьики, когда Джип почувствовал, что Доктор зашевелился в гамаке, собираясь вставать. Вскоре уже можно было слышать, как Даб-Даб возится в грязи у берега, самоотверженно пытаясь сообразить что-нибудь на завтрак в этих тяжелых походных условиях. Потом и Чипсайд, что-то недовольно прочирикав спросонок, высунул голову из-под крыла, с отвращением посмотрел вокруг и засунул ее обратно.

Но пытаться снова заснуть было уже бесполезно. Лагерь пробуждался. Джон Дулитл, весь в мыслях об истории, которую ему предстояло услышать, выбрался из гамака и с шумом умывался в озере. Чипсайд расправил перышки, тщательно выругался на языке кокни и слетел со своего дерева к Доктору.

— Послушайте, Док, — прошептал он, — это очень нездоровое место. Меня всего крючит от этой проклятой сырости! Надо поскорей отсюда сматывать удочки, если вы не хотите, чтобы у вас через недельку-другую отросли перепонки между пальцами. И вот еще что: не очень-то развешивайте уши, когда эта старая Грязнуха заведет свою волынку насчет Потопа и прочих дел. Знаете, кого она мне напоминает? Лондонских ветеранов Индийской кампании. Эти, бывало, ударятся в ихние дурацкие воспоминания, и черта с два их потом остановишь. Скажите ей, чтоб это было покороче — пусть в общих чертах расскажет самое главное и баста! Поймите, чем быстрее мы отрясем здешнюю грязь со своих ног и вернемся в Фантиппо, тем лучше это будет для всех нас.

Когда с завтраком было покончено, Доктор заточил свой карандаш, приготовил блокнот и, наказав Гу-Гу внимательно слушать, на тот случай, если сам он что-нибудь пропустит, попросил черепаху начать свой рассказ о Великом Потопе.

Чипсайд был отчасти прав. Хотя этот рассказ и не занял трех недель, но целый день он занял. Медленно и плавно солнце поднялось на востоке, проплыло через весь небосвод и опустилось на западе, а Грязнуха все продолжала бормотать, рассказывая про те чудеса, которые она видела много лет назад, и карандаш Доктора без устали летал над страницами блокнота. Повествование прерывалось только тогда, когда черепаха наклонялась к воде смочить свою длинную шею или когда Доктор останавливал ее, чтобы задать какой-нибудь вопрос по естественной истории допотопных времен.

Даб-Даб приготовила обед и ужин и постаралась подать их как можно тише и незаметней, чтобы не прерывать рассказа. Впрочем, Доктору было не до еды. Вскоре совсем стемнело, и Джон Дулитл делал свои записи при свете свечей, в то время, как все его питомцы, за исключением Гу-Гу, уже клевали носом или посапывали.

Наконец около половины одиннадцатого к большому облегчению Чипсайда черепаха торжественно произнесла заключительные слова:

— И это, уважаемый Джон Дулитл, конец истории Великого Потопа, рассказанной той, которая видела его своими собственными глазами.

Некоторое время после этого никто не произносил ни слова. Молчал даже непочтительный Чипсайд. Мелкие осколки звезд, оттененные ярким светом луны, весело подмигивали с огромного синего купола, нависшего над озером. Где-то вдалеке среди мангровых зарослей прокричала болотная сова, и Гу-Гу быстрым движением повернул голову и прислушался. Даб-Даб, как экономная хозяйка, видя, что Доктор закрывает блокнот и убирает карандаш, задула свечки. Наконец Доктор заговорил:

— Дорогая Грязнуха, за всю мою жизнь я никогда и нигде не слышал ничего более интересного. Я… я просто счастлив, что приехал сюда.

— Я тоже рада, Джон Дулитл. Ведь в наше время вы — единственный человек, который понимает язык животных. И если бы вы не приехали ко мне, то историю про Потоп никто бы уже не услышал. Я стала так стара и не могу уходить далеко от Джунганьики.

— Вас не очень затруднит, если я вас еще кое о чем попрошу? — сказал Доктор. — Не могли бы вы принести мне что-нибудь на память из затопленного города?

— Это совсем не трудно, — сказала черепаха. — Я, пожалуй, сделаю это прямо сейчас.

Медленно и плавно, словно какое-то доисторическое чудовище, черепаха пересекла островок и без единого всплеска погрузила в воды озера свое огромное тело. Только небольшой водоворот обозначил то место, где она исчезла из виду.

На берегу стало тихо. Все звери ненадолго проснулись и с интересом ожидали возвращения черепахи. Доктору отчетливо представлялось, как она передвигается среди вековых отложений по дну озера, выискивая какой-нибудь памятный документ этой великой цивилизации, исчезнувшей вместе с Потопом — может быть, пергамент, каменную табличку с надписью или даже книгу. Но, когда Грязнуха, мокрая и блестящая в лунном свете, наконец появилась из воды, на спине у нее лежал большой каменный подоконник, весивший, должно быть, больше тонны.