Жозеф Деланкр и Гедеон перенесли Немо в один из фиакров. Полицейский вернул стражу меч, который тот одолжил ему для поединка с механическим монстром. Спичка и Заика помогали идти Сопле, совсем ослабевшему от потери крови. Увидев детей, бывший директор интерната спросил:
– А где же Симон?
Спичка молча помотала головой и еще глубже надвинула на глаза кепку Хромого. Всё было ясно без слов. Жозеф Деланкр помрачнел.
– Что вы теперь будете делать? – хрипло спросила девушка.
– А что тут сделаешь? – тяжело вздохнул полицейский.
– Да нет, с нами. Арестуете? Отправите обратно в интернат?
Тот усмехнулся.
– Нет, что ты. После всего, что вы выстрадали… Я не знаю… Просто постараюсь, чтобы вам жилось немного спокойнее…
Он с трудом подбирал слова, оглушенный тем, что произошло.
– Спасибо, – ответил Заика.
– Подождите… Я хочу спросить…
Как вообще про такое говорить?
– Что это было? Вот это всё? Как это…
– Всего лишь магия, господин Деланкр, – иронично проговорил Сопля и, не сдержавшись, застонал от боли.
– Твоя рука… – всхлипнула Спичка. – Надо отвести тебя к доктору Ипполиту.
– Боюсь, что уже слишком поздно, – вздохнул мальчик. – Зато теперь вы сможете называть меня «Обрубком»…
Он помолчал, потом выдавил из себя улыбку:
– Но я знаю одного изобретателя, который мастерит отличные протезы…
– ПШ-Ш-Ш-Ш…
В темную воду под мостом упала спичка и, зашипев, погасла. Блестели освещенные луной мокрые набережные Сены. Сироты направлялись к барже Жоржа Убри.
Сам хозяин открыл им дверь, когда они тихонько постучали. Рядом с ним стояла та, которую теперь звали Цветочек, и терла глаза, засыпая на ходу. Высокая девушка в кепке, мальчик без левой кисти и парень, который больше не заикался, войдя, молча приветствовали двух раненых стражей.
Немо с повязкой на глазу выглядел подавленным. Он не пытался скрыть свою печаль. Гедеон, напротив, старался не думать о том, что сейчас происходит, и с удвоенным вниманием склонялся над картой Парижа, высчитывая траекторию упавшей башни Колдуний и отмечая те места, где он мог – наверное – найти уцелевшие магические артефакты.
Наконец-то они были вместе. Все выжившие. Этой ночью они потеряли многих. Этой ночью они сражались как одержимые. И, кажется, предотвратили возможный конец света.
В глубине трюма, в мягком мерцании приглушенного света, умирала последняя из колдуний. Сироты пришли попрощаться с ней. Бордовый ковер у кровати заглушал шаги. Старая женщина полулежала, опираясь спиной на высокие подушки. Ее кожа, казалось, стала совсем прозрачной. Белые волосы висели вдоль впалых щек. Тиканье сердца ощутимо замедлилось и звучало совсем тихо.
Мальчик в очках присел рядом с Сивиллой, тогда как его друзья остались стоять чуть поодаль. Он положил здоровую руку на ладонь старухи. Та медленно открыла глаза.
– У нас получилось, – произнес он тихо. – Этот кошмар закончился.
Колдунья хотела что-то сказать, но голос ее не слушался. Она уже не могла шевелиться, глаза смотрели в пустоту. Наконец ей удалось произнести:
– А штаб-квартира… ворклоксов?
– Немо думает использовать ее как новую башню Колдуний. Подвижная база, скрытая от глаз, абсолютно неприступная. Гедеон планирует собрать все уцелевшие при обрушении предметы и книги.
Сивилла вздохнула, довольная и успокоенная.
– Я говорила с Жоржем… если вы согласитесь…
Она перевела дыхание.
– Он мог бы стать вашим официальным опекуном. Он готов… Но решать вам. Хотя я думаю, что с ним ваша жизнь стала бы немного легче…
Сопля оглянулся на друзей, чтобы понять, слышали они или нет.
– Мы очень благодарны… – начал он.
– И, пожалуйста… сохраните магию…
Старая колдунья подняла голову, чтобы в последний раз оглядеть комнату. Запечатлеть ее в памяти всю, до мельчайших деталей. Изобретения Жоржа, реликвии, уже спасенные из башни, свечи и огни городских фонарей, видные сквозь иллюминаторы… Потом она закрыла глаза и положила ладонь себе на грудь. Тиканье сделалось почти неразличимым. Слеза, светившаяся эфиром, сползла по щеке. Собрав остаток сил, Сивилла задала последний вопрос:
– Который час?
Сопля обернулся к Красной Шейке, кукушке с часами, расхаживавшей туда-сюда по трюму. Мальчик вгляделся в стрелки и мягко произнес:
– Почти полночь.
Сивилла улыбнулась. И с этой улыбкой эфир покинул ее тело и растворился в воздухе. Это был конец.
