Почти искусство - [2]

1

Если бы из фьорда, из узкой серой полосы воды, встал великан и заглянул поверх короны отвесных скал, перед ним предстал бы Эндехаавен, раскинувшийся на самом краю острова.

Дерек Флеймифью Энде стоял у высокого окна, откуда Эндехаавен был виден как на ладони. Растущее беспокойство, предчувствие ссоры сообщало зрению какую-то особенную ясность — так обретает фотографическую резкость пейзаж перед бурней. Кожа лица воспринимала мир тепловидением, но задумчивые глаза оглядывали поместье.

Все в Эндехаавене было голо и опрятно: следить за этим — моя работа. В садах — только вечнозеленая трава и кусты без цветов; таков был каприз Владычицы: строгость под стать морщинистому челу побережья. Мрачный Эндехаавен, здание высокое и длинное, без излишеств, в прежние века было бы невозможным, ибо тысячи встроенных парагравитационных секций обеспечивали опору каменной кладке, давящая тяжесть которой была почти полностью иллюзорной.

Между домом и фьордом, где сад постепенно переходил В площадь, находились лаборатория и зверинец Владычицы — а сейчас и сама Владычица возилась там с мини-нутриями и агутинами. Я стоял наготове: чистил клетки, подавал инструменты, помешивал в резервуарах — делал все, что говорила она. Глаза Дерека Энде смотрели на нас — нет, только на нее.

Наклонившись над чашей рецептора, Дерек Флеймифью Энде читал послание от Звезды-1, и невидимые волны скользили по лицу и боскисам лба. Его глаза видели до боли знакомую сцену за окном, но тепловидение четко передавало сообщение. Закончив прием, Дерек переключил рецептор на передачу, прижался к нему лицом и послал ответ:

— Я исполню ваше задание. Звезда-1. Немедленно отправлюсь на Фести-XV в туманности Вуаль и установлю связь с существом, которое вы называете Утес. Если удастся, я также выполню приказ привезти образец его вещества на Пиридин. Спасибо за приветствие; отвечаю на него всей душой. До свидания.

Дерек выпрямился и помассировал лицо: тепловидение на расстоянии многих световых лет всегда утомляло, словно сенситивные мускулы лица знали, что передают крошечные электростатические заряды: через парсеки вакуума, и были от этого в ужасе. Его боскисы медленно расслабились, и также медленно он собрал одежду. Путь до Вуали долог, а поставленная перед ним задача устрашила бы и отважнейшее сердце на Земле; однако для промедления была и другая причина: он не мог уехать, не простившись с Владычицей.

Растянув дверь, он уверенно — ноги знали дорогу со времен далекого детства — прошел по коридору и ступил в парагравитационную шахту. Через несколько мгновений он уже выходил из холла туда, где бегали по дорожкам грызуны Владычицы и вершины Ватна-Йокулл серели у нее за спиной.

— Пойди в дом, Холс, и принеси ящик с именными кольцами, — сказала мне Владычица; я поспешил исполнить повеление и по пути встретил Господина, идущего к ней. На меня он не обратил внимания — партенов никто не замечает.

Когда я вернулся, она так и стояла спиной к Дереку, хотя он что-то горячо говорил ей.

— Ты знаешь, что я должен исполнить свой долг, Госпожа, — услышал я его слова. — Такое дело можно поручить только истинному землянину.

— Подумаешь, дело! Галактика неистощима на подобные дела! Предлог для прогулки всегда найдется.

— Ну, нельзя же так говорить! — взмолился он, обращаясь к ее отчужденной спине. — Ты знаешь о природе Утеса — я рассказывал тебе о нем. Ты знаешь, что это не прогулка: потребуется все мое мужество. И ты знаешь, что такое мужество почему-то есть только у землян… Ведь ты же знаешь, Госпожа?

Хотя я подошел к ним, раболепно пробравшись между клеткой и резервуаром, они не заметили меня — даже не понизили голосов. Владычица пристально смотрела на горы, и лицо ее было грозным, как они.

— А ты вот такой сильный и храбрый? — Один ее боскис подергивался.

Зная силу симпатической магии, она не произносила его имени, когда сердилась, — словно желала ему исчезнуть.

— Не в этом дело, — сказал он смиренно. — Пожалуйста, Госпожа, будь разумна. Ты, знаешь, что я должен ехать; мужчина не может вечно сидеть дома. Не сердись.

И тут она наконец обернулась к нему.

Ее лицо было серьезным и суровым; в нем не было сочувствия, но была не поддающаяся описанию пугающая красота, если можно назвать таким словом соединение усталости от жизни и знания. Глаза ее были серыми, далекими, как покрытый снегом вулкан у нее за спиной. О Владычица! Она была на столетие старше Дерека, хотя разница проявлялась не во внешности — кожа-то останется свежей еще тысячу лет, — а в авторитете.

— Я не сержусь. Но мне больно. Ты умеешь причинить мне боль.

— Госпожа… — Он шагнул к ней.

— Не прикасайся ко мне, — сказала она. — Иди, если должен, но не устраивай комедию расставания.

Он взял ее за локоть. Она крепче прижала к себе мини-нутрию, сидевшую у нее на сгибе руки (животные всегда льнули к ней).

— Я не хочу обидеть тебя, Госпожа. Ты знаешь, что мы должны быть верны-3везде-1; я обязан работать на них — как еще нам сохранить это поместье? Хоть раз простись со мной с любовью.

— С любовью! Ты уезжаешь, оставляешь меня одну с кучкой партенов и говоришь о любви! Не притворяйся, будто не рад сбежать от меня. Я тебе надоела, да?