Почтамт - [25]

– Бетти, Бетти, Бетти. Прошу тебя, попей водички, всего один глоточек, не очень много, один глоточек.

Она не отвечала. Я пытался напоить ее 10 минут. Никак.

В уголках рта снова выступила слюна. Я ее стер.

Потом поднялся и отодвинул шторку. Посмотрел на трех женщин.

Я вышел и обратился к сестре за конторкой.

– Послушайте, почему ничего не делают той женщине в сорок пять-вэ? Бетти Уильяме?

– Мы делаем все, что можем, сэр.

– Но там никого нет.

– Мы проводим регулярные обходы.

– Но где же врачи? Я не вижу ваших врачей.

– Врач ее смотрел, сэр.

– Почему вы просто бросили ее там?

– Мы делаем все, что можем, сэр.

– СЭР! СЭР! СЭР! ХВАТИТ МНЕ СЭРКАТЬ, А? Да спорим, если б на ее месте был президент, или губернатор, или мэр, или какой другой богатый ублюдок, в палате от докторов бы не продохнуть было, и они бы что-нибудь делали! Почему вы просто даете им умереть? Разве грех быть бедным?

– Я уже сказала вам, сэр, мы сделали ВСЕ, что могли.

– Я вернусь через два часа.

– Вы ее муж?

– Я раньше был ее гражданским мужем.

– Можно записать ваше имя и номер телефона? Я продиктовал и поспешил наружу.

10

Похороны назначили на 10.30 утра, но уже припекало. На мне был дешевый черный костюм, купленный и подогнанный в спешке. Мой первый новый костюм за много лет. Я отыскал сына. Мы ехали в его новом «мерседес-бенце». Я вышел на его след по клочку бумаги с адресом его тестя. Два междугородных звонка – и он у меня в руках. К тому времени, как он приехал, его мать умерла. Она умерла, пока я звонил. Этот парень, Ларри, никогда не вписывался в общество. У него была привычка угонять машины друзей, но в промежутке между друзьями и судьей ему все сходило с рук. Потом его зацапала армия, и ему как-то удалось пролезть в учебную программу, поэтому он, когда демобилизовался, попал на хорошо оплачиваемую работу. И тут-то перестал навещать мать – когда получил хорошую работу.

– Где твоя сестра? – спросил я.

– Не знаю.

– Хорошая у тебя машина. Даже мотора не слышно.

Ларри улыбнулся. Ему понравилось.

На похоронах нас было всего трое: сын, любовник и недоразвитая сестра хозяйки меблирашек. Ее звали Марша. Марша никогда не раскрывала рта. Она просто сидела с бессмысленной улыбкой на губах. Кожа у нее была белая, как эмаль. На голове – копна мертвых желтых волос и плохо сидящая шляпка. Маршу сюда вместо себя отправила хозяйка. Самой ей нужно было присматривать за меблирашками.

Разумеется, я был с очень мерзкого похмелья. Мы остановились хлебнуть кофе.

Похороны уже шли не так, как полагалось. Ларри поругался с католическим священником. Тот сомневался, была ли Бетти ревностной католичкой, и не хотел проводить службу. Наконец решили, что он отслужит половину. Ладно, полслужбы лучше, чем вообще никакой.

Даже с цветами получился косяк. Я купил венок из роз, из разных роз, и их сплели в венок. Цветочная лавка полдня его плела. Барышня из цветочной лавки знала Бетти. Они вместе пили несколько лет назад, когда у нас с Бетти были дом и собака. Делси звали барышню. Мне всегда хотелось забраться к Делси в трусики, но так и не удалось.

Делси позвонила мне.

– Хэнк, да что там такое с этими гадами?

– С какими гадами?

– С этими, в похоронном бюро?

– В чем дело?

– Ну, я отправила мальчишку на грузовике отвезти твой венок, а они не хотели его впускать. Сказали, что закрыто. Сам знаешь, туда путь не близкий.

– И что, Делси?

– Наконец они разрешили ему занести венок, но не дали положить его в холодильник. Поэтому мальчишке пришлось оставить венок внутри. Что за херня творится с этими людьми?

– Не знаю. Что за херня с людьми повсюду?

– Я не смогу приехать на похороны. У тебя все нормально, Хэнк?

– А может, приедешь меня утешить?

– Придется Пола взять с собой. Пол был ее мужем.

– Ладно, не стоит.

И вот мы ехали на половину похорон. Ларри поднял голову от кофе.

– Я напишу вам про памятник попозже. У меня сейчас больше денег нет.

– Хорошо, – ответил я.

Ларри расплатился за кофе, мы вышли и влезли в «мерседес-бенц».

– Постой минутку, – сказал я.

– Что такое? – спросил Ларри.

– Мне кажется, мы кое-что забыли. Я вернулся в кафе.

– Марша.

Та по-прежнему сидела за столиком.

– Мы уезжаем, Марша.

Она поднялась и пошла за мной к выходу.

Священник читал свою муру. Я не слушал. Стоял гроб. В гробу лежало то, что раньше было Бетти. Стояла жара. Солнце опускалось одной желтой простыней. Вокруг летала муха. На половине полупохорон явились двое парней в робах. Они несли мой венок. Розы завяли, завяли и умерли на жаре, и парни прислонили эту штуку к ближнему дереву. Под конец службы мой венок наклонился и упал лицом вниз. Никто его не поднял. Затем все кончилось. Я подошел к священнику и пожал ему руку:

– Спасибо.

Тот улыбнулся. Улыбались теперь двое: священник и Марша.

На въезде в город Ларри снова сказал:

– Я напишу вам про памятник. Я до сих пор жду этого письма.

11

Я поднялся к себе в 409-ю, выпил скотча пополам с водой, вытащил из верхнего ящика немного денег, спустился по лестнице, сел в машину и поехал на бега. Подъехал как раз к первому заезду, но играть не стал, поскольку не успел почитать программу.

Я пошел в бар выпить и увидел, как мимо проходит эта высокая квартеронка в старом плаще. Одета неважно, да я и сам не лучше – вот и позвал ее, негромко, но так, чтоб услышала: