Почтальон всегда звонит - [5]

— Я так больше не могу, Фрэнк.

— Я тоже.

— Я так не выдержу. Я хочу насытиться тобой, Фрэнк. Понимаешь, что я имею в виду? Упиться тобой.

— Я знаю.

— А грека я ненавижу.

— А зачем вышла за него? Ты никогда мне этого не говорила.

— Я тебе еще ничего не говорила.

— Мы не тратили время на разговоры.

— Я работала в кафетерии. После двух лет, проведенных в лос-анджелесском кафетерии, выскочила за первого же типа с золотыми часами.

— Когда ты уехала из Айовы?

— Три года назад. Выиграла конкурс красоты в средней школе в Дес-Монсе. Я там жила. Премией была поездка в Голливуд. Там я отказала шефу конкурса и пятнадцати парням, что делали мои фотографии, и через две недели уже работала в кафетерии.

— Почему ты не вернулась?

— Такого удовольствия я бы им не доставила.

— Пошла в кино?

— Мне устроили пробу. Лицо бы еще, может, и подошло. Но теперь же нужно говорить. Я имею в виду — в кино. А когда я заговорила там, на экране, им со мной сразу все стало ясно, да и мне самой тоже. Дешевка из Дес-Монса, у которой в кино шансов, как у обезьяны. Даже меньше. Обезьяна может хотя бы рассмешить. Я бы сумела только испортить настроение.

— А потом?

— Потом меня два года щипали за зад, делали мне глазки и предлагали сходить вечером на свидание. На несколько таких свиданий я сходила, Фрэнк.

— И потом?

— Знаешь, что за свидания я имею в виду?

— Знаю.

— Потом появился он. Я вышла за него и, честное слово, собиралась быть ему верной женой. Но теперь больше не выдержу. Боже, неужели я выгляжу белой голубкой?

— Мне ты скорее кажешься дикой кошкой.

— Хоть ты это заметил. Мне в тебе это нравится. Не приходится все время притворяться. И ты чистый. Ты не жирный. Фрэнк, можешь ты вообще представить, что это значит? Не жирный.

— Думаю, я тебя понимаю.

— Сомневаюсь. Ни один мужчина не может понять, что это значит для женщины. Все время иметь дело с человеком, который вечно лоснится от жира и от которого тебя тошнит, когда он к тебе прикасается. Я не кошка и не голубка, Фрэнк. Я просто больше не могу.

— Что ты меня убеждаешь? Что я, не понимаю?

— Ну ладно. Пусть я кошка. Но не думаю, что я так уж плоха. С парнем, который не блестит от жира.

— Кора, а что если нам собраться и уехать?

— Я думала об этом. Я много об этом думала.

— Пошлем грека к черту и смоемся. Просто смоемся.

— Куда?

— Куда угодно. Мне все равно.

— Куда угодно… Куда угодно… И куда же?

— Куда только захотим.

— Нет, не пойдет. Это значит назад, в кафетерий.

— Я говорю не о кафетерии. Я говорю о великих странствиях. Это потрясающе здорово, Кора. И никто не знает этого лучше, чем я. Я знаю все штучки и фокусы, которые для этого нужны. И умею ими пользоваться. Разве не этого мы хотим? Странствовать с места на место, это у нас в крови.

— Ты был просто бродягой. У тебя не было даже носков.

— Но я тебе понравился.

— Я в тебя сразу влюбилась. Я влюбилась бы в тебя и без одежды, не то что без носков. Ты мне больше всего нравишься раздетым, когда я ощущаю твои прекрасные крепкие плечи.

— Да, уж мне было от чего накачать мышцы.

— Ты весь крепкий. Могучий, высокий и крепкий. И у тебя светлые волосы. Ты не жирный дряблый тип с черными курчавыми волосами, которые каждый вечер поливают репейным маслом.

— Да, вот это аромат.

— Но это не годится, Фрэнк. Твои странствия приведут меня обратно в кафетерий. Меня в кафетерий, а тебя куда-нибудь по соседству. На стоянку сторожем в потрепанной униформе. Я разрыдаюсь, если увижу тебя в униформе, Фрэнк.

— И что тогда?

Она долго сидела, обхватив обеими руками мою ладонь.

— Фрэнк, ты меня любишь?

— Да.

— Любишь меня так, что все остальное неважно?

— Да.

— Одна возможность у нас все же есть.

— И ты говоришь, что ты не дикая кошка?

— Я говорю серьезно. Я не такая, как ты думаешь, Фрэнк. Я хочу работать и быть кем-то. Но без любви это все ни к чему. Ты бы мог так, Фрэнк? А женщина — нет. Ладно, я сделала ошибку. И теперь мне придется быть жестокой, хотя бы раз, чтобы ее исправить. Но я не дикая кошка, Фрэнк.

— Тебя повесят.

— Если сделать все как следует, то нет. Ты умный, Фрэнк. Я ведь не смогла провести тебя. Ты что-нибудь придумаешь. Есть уйма возможностей. Не беспокойся. Я не первая женщина, которой приходится искать такой выход.

— Он мне ничего не сделал. Он неплохой парень.

— Это все равно. Он воняет, если хочешь знать. Он жирный и воняет. И ты думаешь, что я оставлю тебя разгуливать в униформе с надписью «Парк-сервис» на спине или «Спасибо. Звоните еще», когда у него четыре костюма и дюжина шелковых сорочек? Разве половина в этом деле не моя? Разве я не готовлю? Разве я плохо готовлю? Разве ты не выполняешь свою часть работы?

— Ты говоришь так, как будто это нормальное дело.

— Кто может судить, нормальное оно или нет, если не ты и я?

— Ты и я.

— Именно, Фрэнк. Все остальное неважно; не так ли? Только ты и я. Странствия и все остальное выбрось из головы.

— Все-таки ты кошка. Никогда бы ты меня не уговорила, если бы не это.

— Мы справимся. Поцелуй меня, Фрэнк. В губы.

Я поцеловал ее. Она смотрела на меня глазами, сверкающими как две синие звезды. Я чувствовал себя, как в церкви.

Глава 4

— У тебя есть горячая вода?

— Не можешь взять в ванной?