Почетный консул - [12]

В тот раз доктор Пларр оставил консула у Хэмфриса в отеле «Боливар» и пошел за своей машиной. Он жил тогда в той же квартире того же дома, что и теперь. В порту еще горели огни, там работали всю ночь. На плоскодонную баржу поставили металлическую вышку, и железный стержень бил с нее по дну Параны. Стук-стук-стук – удары отдавались, как бой ритуальных барабанов. А с другой баржи были спущены трубы, соединенные под водой с мотором; они высасывали гравий с речного дна и с лязгом и грохотом перебрасывали его по набережной на островок в полумиле отсюда. Губернатор, назначенный последним президентом после coup d'etat [государственный переворот (франц.)] этого года, задумал углубить дно бухты, чтобы порт мог принимать с берега Чако грузовые паромы более глубокой осадки и пассажирские суда покрупнее из столицы. Когда после следующего военного переворота, на этот раз в Кордове, он был смещен с поста, затею эту забросили, и сну доктора Пларра уже ничто не мешало. Говорили, будто губернатор Чако не собирается тратить деньги на то, чтобы углубить дно со своей стороны реки, а для пассажирских судов из столицы верховья реки все равно чересчур мелки – в сухое время года пассажирам приходилось пересаживаться на суда поменьше, чтобы добраться до Республики Парагвай на севере. Трудно сказать, кто первый совершил ошибку, если это было ошибкой. Вопрос «Cui bono?» [Кому на пользу? (лат.)] не мог быть задан кому-нибудь персонально, потому что все подрядчики нажились и, несомненно, поделились наживой с другими. Работы в порту, прежде чем их забросили, дали людям хоть как-то поправить свои дела: в доме одного появился рояль, в кухне другого – холодильник, а в погребе мелкого, второстепенного субподрядчика, где до сих пор не видали спиртного, теперь хранились одна или две дюжины ящиков местного виски.

Когда доктор Пларр вернулся в отель «Боливар», Чарли Фортнум пил крепкий черный кофе, сваренный на спиртовке, которая стояла на мраморном умывальнике рядом с мыльницей и зубной щеткой доктора Хэмфриса. Консул выражался куда более вразумительно, и его стало еще труднее отговорить от посещения сеньоры Санчес.

– Там есть одна девушка, – говорил он. – Настоящая девушка. Совсем не то, что вы думаете. Мне надо ее еще повидать. В прошлый раз я никуда не годился…

– Да вы и сейчас никуда не годитесь, – сказал Хэмфрис.

– Вы ничего не понимаете! Я просто хочу с ней поговорить. Не все же мы такие похабники, Хэмфрис. В Марии есть благородство. Ей вовсе не место…

– Такая же проститутка, наверное, как и все, – сказал доктор Хэмфрис, откашливаясь.

Доктор Пларр скоро заметил, что, когда Хэмфрис чего-нибудь не одобряет, его сразу начинает душить мокрота.

– Вот тут вы оба очень ошибаетесь, – заявил Чарли Фортнум, хотя доктор Пларр и не думал высказывать какого-либо мнения. – Она совсем не такая, как другие. В ней есть даже порода. Семья ее из Кордовы. В ней течет хорошая кровь, не будь я Чарли Фортнум. Знаю, вы считаете меня идиотом, но в этой девушке есть… ну да, можно сказать, целомудрие.

– Но вы здешний консул, все равно – почетный или какой другой. Вам не подобает ходить в такие притоны.

– Я уважаю эту девушку, – заявил Чарли Фортнум. – Я ее уважаю даже тогда, когда с ней сплю.

– А ни на что другое вы сегодня и не способны.

После настойчивых уговоров Фортнум согласился, чтобы его усадили в автомобиль доктора Пларра.

Там он какое-то время мрачно молчал: подбородок его трясся от толчков машины.

– Да, конечно, стареешь, – вдруг произнес он. – Вы человек молодой, вас не мучают воспоминания, сожаления о прошлом… Вы женаты? – внезапно спросил он, когда они ехали по Сан-Мартину.

– Нет.

– Я когда-то был женат, – сказал Фортнум, – двадцать пять лет назад, теперь уже кажется, что с тех пор прошли все сто. Ничего у меня не вышло. Она была из тех, из умниц, если вам понятно, что я хочу этим сказать. Вникнуть в человеческую натуру не умела. – По странной ассоциации, которой доктор Пларр не смог уловить, он перескочил на свое теперешнее состояние. – Я всегда становлюсь куда человечнее, когда выпью больше полбутылки. Чуть меньше – ничего не дает, а вот чуть больше… Правда, надолго этого не хватает, но за полчаса блаженства стоит потом погрустить.

– Это вы говорите о вине? – с недоумением спросил доктор Пларр.

Ему не верилось, что Фортнум может так себя ограничивать.

– О вине, виски, джине – все равно. Весь вопрос в норме. Норма имеет психологическое значение. Меньше полбутылки – и Чарли Фортнум одинокий бедняга, и одна только «Гордость Фортнума» у него для компании.

– Какая гордость Фортнума?

– Это мой гордый, ухоженный конь. Но хотя бы одна рюмка сверх полбутылки – любого размера, даже ликерная, важна ведь определенная норма, – и Чарли Фортнум снова человек. Хоть ко двору веди. Знаете, я ведь раз был на пикнике с королевскими особами, там, среди руин. Втроем выпили две бутылки и здорово, надо сказать, повеселились. Но это уже из другой оперы. Вроде той, про капитана Изкуиердо. Напомните мне, чтобы я вам как-нибудь рассказал про капитана Изкуиердо.

Постороннему было трудно уследить за ходом его ассоциаций.