Почему языки такие разные. Популярная лингвистика - [39]

Последнее время я совсем не работаю. — Последнее время мне совсем не работается.

От этих мыслей я не сплю. — От этих мыслей мне не спится.

Всем говорящим по-русски понятно, что во втором предложении в каждой из этих пар (в отличие от первого предложения) человек не делает чего-то (не работает или не спит), так сказать, независимо от себя самого: какие-то внешние обстоятельства ему мешают — совершенно неожиданно и необъяснимо для него.

Дательный падеж в конструкциях чувства и восприятия — особенность не только кавказских и славянских языков (в последних — уже наряду с именительным); он встречается, например, в немецком языке (Mir ist kalt. — «Мне холодно»); во французском, испанском, итальянском такие «неноминативные» конструкции используются уже гораздо реже, в английском — их практически нет совсем. Кажется, что в Европе влияние дательного падежа уменьшается с юга на север и с востока на запад.

Очень часто в языках дательный падеж обозначает владельца объекта или его целое (если объект — часть). Например, во многих славянских языках, французском и немецком говорят, как в русском:

Мне пришили/оторвали пуговицу (то есть «мою пуговицу») —

или:

Я ему все кости переломаю (то есть «все его кости»).

Обычно для обозначения владельца в языках (в том числе и в русском) существуют другие способы (мой; Петин); существует и особый падеж — родительный, или генитив; но когда владелец обозначается дательным падежом, это особый владелец — такой, я бы сказал, неравнодушный к тому, что происходит. Сравните такую пару предложений:

Лиза испачкала Наде тетрадь. — Лиза испачкала Надину тетрадь.

Я думаю, очень легко сказать, в каком случае Надя больше расстроилась: конечно, в первом, ведь это ей испачкали тетрадь! А если испачкали просто ее тетрадь — так, может, она об этом даже и не знает ничего, правильно? В некоторых предложениях дательный падеж владельца по-русски даже обязателен (язык как бы считает, что владелец всегда имеет отношение к тому, что с ним происходит). Например, если мы услышим такое предложение:

Парикмахер постриг мою бороду (вместо: постриг мне бороду),

то сразу поймем, что это, наверное, иностранец говорит. Так только по-английски будет правильно, а по-русски обязательно нужен дательный падеж: не может же человек не знать, что его бороду стригут!

Зато в чешском, польском, французском и немецком, в отличие от русского, можно сказать и нечто вроде Ему блестят глаза (в значении: Его глаза блестят; по-русски мы сказали бы: у него), а в чешском, литовском и латинском языках дательный обозначает и бывшего владельца утраченной вещи, так что в этих языках говорят не У меня, а Мне украли/взяли/похитили что-либо.

Творительный падеж, или, как его еще называют, инструментальный, обычно в языках обозначает «орудие» — инструмент или средство: ударить палкой, перевязать веревкой, приклеить клеем, нарисовать кисточкой (или: красками). Орудие похоже одновременно и на активного деятеля (которому «положен» номинатив), и на пассивный объект (которому «положен» аккузатив), поэтому иногда в языках (в том числе и в русском) эти падежи могут, так сказать, заменять друг друга. Вот несколько интересных случаев — поразмыслите над ними сами:

Я режу мясо ножом. — Мой нож режет мясо. — Мой нож хорошо режет.

(а предложение Я хорошо режу ножом звучит, пожалуй, даже странновато).

Ветер открыл калитку. — Ветром открыло калитку.

Кто-то бросил в окно камень. — Кто-то бросил в окно камнем.

Этот текст правил редактор. — Страной Эндорой правил князь.

Русский язык отличается от многих других языков тем, что в нем творительный падеж распространился очень широко и «захватил» много чужих ролей, в том числе и таких, которые не так уж близки к роли орудия. Творительный падеж может обозначать место, где что-то происходит или по которому кто-то движется, может обозначать время действия и даже — «образец для подражания», ср.:

Он шел лесом;

Он мог часами сидеть на одном месте;

Местами там очень грязно;

Дорога вилась змеей.

Между тем в падежных системах других языков творительный встречается не так уж часто, например, из индоевропейских языков он (не считая славянских) есть только в армянском и в санскрите. Ни классический латинский, ни греческий язык особого творительного падежа не знали.

Есть, конечно, и много других падежей, более редких. Вот, например, вряд ли вы когда-нибудь слышали про такие два падежа, как каритив и транслатив. Оба они встречаются в уральских языках. Первый можно было бы назвать по-русски «лишительным» — он указывает такого участника ситуации, без которого она происходит: если сочетание сапожник без сапог перевести на финский язык, то слово сапоги как раз будет стоять в каритиве. Название второго падежа можно было бы перевести как «превратительный»: он обозначает, коротко говоря, роль того, во что превращается участник ситуации, — например, Разобрали сарай на дрова — или: Шмелем князь оборотился (а в русском у нас опять вездесущий творительный!) и т. д.

Интереснейший падеж, которого тоже нет в современном русском языке, — это звательный, или вокатив; в этом падеже ставится слово-обращение (ведь обращение — это тоже такая роль, сходная, между прочим, с ролью адресата). В русском языке в торжественных случаях «вместо» вокатива можно использовать частицу о: