Почему я ненавижу фанфики - [14]

Достав из шкафа банку с арахисом, я сунул пару орешков сквозь прутья. Ньютон перестал орать, как потерпевший и, косясь хитрым светлым глазом, аккуратно взял протянутое лапой.

— Добрый вечер, — сказал он.

— Ага, — хмыкнул я. — Почти угадал.

— Нью-нью, — возразил жако, поддев орешек клювом.

— Доброе утро, Костя, — первой меня заметила мама. — Поедешь с нами в торговый центр?

Она улыбнулась, закручивая длинные шелковые волосы в шишку и скрепляя их крабом. Папа на горизонте активно показывал отделение головы от тела посредством ребра ладони, что помогло мне принять решение в считанные секунды.

— Не, — я включил чайник. — Я бы ещё поспал. Вы меня разбудили.

— Мать совсем попутала, — недовольно буркнул папа.

— Андрей! — рявкнула она так, что у меня заложило уши. — Ещё слово, и я тебе усы сбрею!

— Ох уж эти запрещенные приемы, — подмигнув мне, он вернулся к завтраку. — Ань, иди собирайся, я пока сгоняю заправлюсь и буду ждать внизу.

— Вы скоро? — поинтересовался я.

— Скорее всего да, мне нужно в мебельный, — ответила мама.

— Ясно, — я спер несколько орешков из банки и, подхватив кружку с чаем, поплелся назад в комнату.

Думаю, с семьей мне повезло.

Мои родители были представителями среднего класса и увлеченными фанатами своего дела, а точнее — фанатами роскошных отпусков, на которые требовались воистину заоблачные суммы. Порой доходило до абсурда: они могли копить на поездку два или три года, чтобы потратить всё накопленное за неделю. Но я не вмешивался — пока меня никто не трогал, всё шло своим чередом.

Больше всего радовало отсутствие очевидного лидера. Наша семья не делилась на королей и подданных, в доме царило равноправие, баланс и демократия.

Как раз из равноправия росли корни постоянных споров — мои родные жарили друг друга в битвах доказательств круглыми сутками. Так часто, что это превратилось в повседневный ритуал. Если они не спорили о чем-нибудь, то находились слишком далеко, отвлекались на еду или на просмотр новостей.

Отец работал в сфере продаж, так что наглости ему было не занимать, и, думаю, характером я пошел в него. Что касается отношений между нами, то мама всегда держалась немножко «по ту сторону берега», а мы с папой сходились во мнениях и дипломатично поддерживали друг друга в тех вопросах, в которых они не могли найти золотую середину.

Но в споры я не лез, даже если чаще соглашался с сильной стороной семьи, а потому являлся наблюдателем и судьей, которому периодически перепадало последнее слово. Например, в выборе цвета обоев в зал.

Они меня любили, но никогда не сюсюкались по причине тотальной загруженности, и потому предоставляли свободу почти во всем — выбирать себе хобби, друзей, сферу интересов, девушек. Контроль держали лишь на двух фронтах: в вопросах выбора одежды правила мама, в вопросах денежных ресурсов — папа.

У моей матери была страшная аллергия на безвкусицу. Она просто на дух не выносила глупые вещицы, которые так любил Даня — поэтому её стараниями мой гардероб содержал вещи приглушенных тонов, в разных вариациях черного, белого, темно-синего, серого и прочих унылых оттенков. Яркие вещи у нас были практически запрещены, так что штуки вроде подаренной первой девчонкой ярко-желтой футболки с вызывающей надписью на пузе мне приходилось прятать с усердием наркодилера.

Нет, я не бунтовал против системы и не пытался противиться модному терроризму — у меня никогда не болела голова на тему, да и привык, с детства-то. Но её несгибаемость меня забавляла до сих пор, притом настолько, что иногда доходило до открытой провокации.

К примеру, как-то раз я притащил шапку адского фиолетового цвета, с помпоном и косичками до пупка, доставшуюся мне даром от одной подруги. Напялил её на себя и, радостно вылетев из комнаты навстречу вернувшейся с фотосессии матери, приготовился слушать.

«Сними это дерьмо немедленно, а то жопу надеру так, что кожа слезет, ты, неблагодарная личинка»! — орала она, переходя на ультрачастоты.

Короче, от шапочки я избавлялся, как от трупа — выносил в черном пакете и под покровом ночи.

Отец же был человеком практично-лаконичным, довольно сдержанным, но с убийственным чувством юмора, который я называл не иначе, как космический. А всё потому, что он говорил так, что понять в чем соль подъеба было элементарно, но никогда никого открыто не оскорблял.

— Выкинь мусор, — как-то попросила мама, тыкая пальцем в дисплей мультиварки.

— Пошли, сын, — серьезно кивнул батя, вытащив меня из анналов интернета.

— Куда? — не понял я, прослушав разговор и приняв его серьезное лицо за чистую монету. Даже из-за стола встал.

— Внимательность, — заметил папа и улыбнулся так, что пятно съехало в лучинки глаз. — Интернет делает из охотников несчастных жертв. Я начинаю бояться за человечество. Вот так уведет кто-нибудь парня под венец — не заметит же.

— Чё-ё-ё-ё? — всё еще недоумевал я.

— Этот мусор нам ещё пригодится, Андрей, — рассмеялась мама. — Еще два курса, и он сам себя отсюда вынесет. Я про этот.

И указала на свежезавязанный узелком пакет.

Короче, своеобразные у меня были родители.

Тема семьи захватила мою голову целиком и безраздельно. Я думал о Даньке и о том, что хочу знать подробности. Если честно, я хотел знать всё. Хотел убедиться, что этот человек тот, за кого себя выдает, потому что он нравился мне весь, целиком и полностью. Но ведь даже у него должны быть минусы. Настоящие, отвратительные человеческие слабости?