Почему не иначе - [101]
Шпаргалка. Те из учащихся, которые в школах пользуются шпаргалками, сделают благоразумно, если предварительно ознакомятся с этимологией этого словечка. По сути дела, его значение — «пелёнка», в латинском языке — «спарганум», в греческом — «спарганон». Заимствованное польским языком, слово это стало значить в нем «измаранный клочок бумаги», а затем попало к нам, вероятно, через язык бурсы, уже в значении, хорошо вам известном. Пусть каждый шпаргальщик знает, что в карманах своих он носит на урок детские пеленки!
Шпик (сало). Из немецкого «Speck» — «жир». Если увидите где-либо в магазине надпись «шпиг» — знайте, что там малограмотный заведующий; это слово пишется через «к» на конце.
Шпик (сыщик, шпион). Ничего общего с предыдущим: это просто грубоватое сокращенное слово «шпион».
Шпион. Малопривлекательное обозначение неблаговидной профессии описало по Европе причудливую кривую. Возникнув из немецкого «spähen» — «подсматривать», «следить», обычным существительным от которого было «Späher» — сыщик, оно попало в Италию, где преобразовалось в «spione»; затем в виде «Spion» вернулось в Германию и через немецкое посредство проникло к нам.
Штаб. Из немецкого языка. «Stab» по-немецки «палка», в особых случаях — «жезл». Так стали называть учреждения, ведающие управлением войной, может быть, потому, что жезл, нарядно украшенная палка, с давних времен стал эмблемой воинской власти: «маршальский жезл».
(Сравните с этим «масштаб» — «измерительная палочка», «брусок»).
Штаны. В тюркских языках «иштон», «ичтон» — «нижние штаны», «кальсоны»: «ич» значит «внутренний, исподний», а «тон» — «одежда» отсюда и наше слово. Едва ли не единственный из русских людей, поэт А. К. Толстой в XIX веке пытался создать единственное число от «штаны», утверждая, что один из его персонажей в волнении, торопливо одеваясь, «натягивал за штаном штан». Он был прав в том отношении, что, судя по родительному падежу — «штанов», слово это принадлежит к существительным мужского рода: «штан», а не «штана». Но в язык это смешное единственное не вошло.
Штат (и штаты). По-латыни «статус» (от «старе» — «стоять») значило «состояние», «установление»; в этом «чистом виде» оно вошло в наш книжный политический язык: в дипломатии «статус» значит «состояние». Пройдя же через немецкое посредничество, слово «статус» претерпело характерные изменения: звукосочетание «ст» заменилось, как свойственно немецкому языку, на «шт», окончание было отброшено, а смысл стал: «состав работников» («штаты нашего санатория распухли»), а в некоторых языках — «самоуправляющийся округ» («штат Техас», «штат Небраска», «Соединенные Штаты Америки»).
Штукатур (штукатурка). От итальянского «стукко» — «гипс», «известка» — были в том же языке произведены «стуккаторэ» — «штукатур», «стуккатура» — «штукатурные работы», «штукатурка». Начальное «шт» на месте итальянского «ст» свидетельствует о том, что слово прошло через немецкие руки, прежде чем попасть к нам.
Штык. Из старонемецкого «Stich» — «укол», «острие», но через польский язык. Однако и в польском слове — на конце «х»: «stych». Откуда взялось наше «к»? Вероятно, оно возникло под влиянием слова «в-тык-ать», «штык» — «тык»…
Шуба. Трудно себе представить, что у этого дышащего севером и морозом слова южное, субтропическое происхождение. А на деле это так: это арабское, дошедшее к нам через итальянский и старонемецкий языки ĵubba; по-арабски оно имело значение «верхняя длиннорукавная одежда».
Щ
Вот уж слова, начинающиеся с этой буквы, никак не могут оказаться иноязычными или, по меньшей мере, на это очень мало шансов. В главнейших европейских языках не существует того звукосочетания («шч», «сч» или «шш»), которое у нас выражается ею; это все и решает.
Щегол. Название птицы; вероятно, звукоподражательное: ведь мы определяем звуки, издаваемые птицами, как «щебет», а «Слово о полку Игореве» говорит о «славьем щекоте» — «соловьином пении».
Щеголь. Наверное, это просто измененное слово «щегол»: эта птичка оперена чрезвычайно нарядно. Называть людей с определенными чертами поведения и характера именами птиц — дело в языке самое обычное: разиня — «ворона», гордая красавица — «лебядка» или «пава», отважный, энергичный человек — «сокол» или «орел». Ну, а франт — «щеголь»!
Щёлок. Очень древнее слово, родственное скандинавскому «скола» — «стирать (тряпки в воде)». Если эта догадка правильна, перед нами, безусловно, первый в Европе термин, по значению близкий к нашим нынешним рекламным «стиролин», «стироль».
Щуплый. Вот здесь этимология лежит так близко к поверхности слова, что ее можно не сразу разглядеть. «Щуплый» буквально: «такой, у которого все кости прощупываются», до того тощий, слабого сложения… От слова «щупать».
Э
Буква «э оборотное» была специально изобретена для нерусских слов, так что за исключением двух-трех междометий, вроде «эй», «эх», «эге», которые, собственно, и словами-то в полном смысле не являются, она у нас нигде и не попадается. Зато с тем большим рвением употребляют ее обычно в своей речи всевозможные любители «показать образованность» и придать разговору этакий блестящий, вроде как иностранный, просвещенный оттенок. Был в свое время, перед самой революцией, в моде «поэт изящной жизни» Игорь Северянин. Он пересыпал свои стихи чужеземными словечками да и в обыкновенные русские слова ухищрялся внедрить какой-нибудь «по-европейски» звучащий слог. Особенно привлекали его буква «э» и тот звук «е», свободный от предшествующего «йота», который слышится у нас в правильно произносимых иностранных словах, вроде «элемент», «эпоха», «этилен» и т. п. Он старался как можно больше употреблять слов, начинающихся с этого звука: «Элегантная коляска в электрическом биенье эластично шелестела по прибрежному песку…» Он добивался, чтобы даже обычное наше «е» звучало у него почти как «э оборотное»: «поэзоконцэрт», «шапиэтка», «сюрпризэрка»… Ему хотелось, чтобы самый звук «ё», который попадается в некоторых словах, взятых с Запада, — чтобы и он был написан через «э» и произносился с особо иностранным оттенком, как французское «eu» или немецкое «ö». Он писал «шоффэр» вместо «шофёр»: «Шоффэр! На Острова!» Даже такое чисто русское, чисто, славянское слово, как «грёза» (и «грезить») он превратил в слово с «э-оборотным»: «И мечты-сюрпризэрки над качалкой Грэзэрки…» «Грэзэрка» — это, видите ли, «мечтательница», но на великосветский, изящный лад.
Книга замечательного лингвиста увлекательно рассказывает о свойствах языка, его истории, о языках, существующих в мире сейчас и существовавших в далеком прошлом, о том, чем занимается великолепная наука – языкознание.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга о языке, о специальной, мало кому известной, но чрезвычайно интересной области лингвистики — ономатологии, науке о личных именах людей.Что значило и значит для человека имя? Почему одни имена живут, а другие устарели? Об именах — языческих и христианских, восточных и западных, об именах литературных персонажей и героев прошедших эпох вы узнаете в этой книге. Автор, оперируя то забавными, то парадоксально и неправдоподобно звучащими, но всегда научно точными примерами, рассказывает о происхождении имен собственных, отчеств и фамилий в нашей стране и за рубежом.
«Шестидесятая параллель» как бы продолжает уже известный нашему читателю роман «Пулковский меридиан», рассказывая о событиях Великой Отечественной войны и об обороне Ленинграда в период от начала войны до весны 1942 года.Многие герои «Пулковского меридиана» перешли в «Шестидесятую параллель», но рядом с ними действуют и другие, новые герои — бойцы Советской Армии и Флота, партизаны, рядовые ленинградцы — защитники родного города.События «Шестидесятой параллели» развертываются в Ленинграде, на фронтах, на берегах Финского залива, в тылах противника под Лугой — там же, где 22 года тому назад развертывались события «Пулковского меридиана».Много героических эпизодов и интересных приключений найдет читатель в этом новом романе.
«Загадки топонимики» — книга о происхождении географических названий. Вы с интересом прочтете о сложнейших превращениях топонимов разных стран, имеющих столетнюю и даже тысячелетнюю историю, узнаете, что означают названия городов, рек, селений, познаете тайны языка и разгадаете многие его загадки.Географическое имя, говорит писатель, — это «надпись на могильной плите, полуистершийся священный иероглиф — драгоценная памятка прошлого», это «экспонат великого музея топонимики».
Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.
Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.