Почему мы так говорим? От добермана до хулигана: из имен собственных в нарицательные - [8]

Меценат открыл новый способ делать популярным (если говорить на нынешнем жаргоне, пиарить) Октавиана среди римских граждан. Он стал опекать и «подкармливать» римских поэтов. До Мецената статус драматургов, поэтов и певцов в Риме был невысоким: их приглашали на пиры для развлечения гостей. И вот ими заинтересовался сам император! Многих из них, в том числе великих поэтов Горация и Вергилия, стали приглашать во дворец к Августу, где он в присутствии Мецената внимал им, слушал их поэмы. И оставался очень доволен. Время становления империи считается временем расцвета классической римской поэзии. И расцвет этот произошел во многом благодаря усилиям Мецената. Именно Меценат защищал поэтов от нападок аристократов, дарил им загородные виллы, выдавал немалые денежные вознаграждения.

При этом Меценат намекал, что славить следует не его, Мецената, а императора. И намек, конечно, был понят. Мастера культуры принялись прославлять и императора, и древнеримские доблести, к которым император желал возвратить народ. Вокруг лба Октавиана, увенчанного императорским венцом, начала восходить заря всеобщей народной любви и почитания. Но не вся поэтическая хвала досталась Октавиану. Отблеск славы императора лег и на Мецената. Его имя, тоже воспетое благодарными поэтами, довольно быстро стало использоваться как нарицательное – меценат, обозначая всякого богатого человека, жертвующего часть своих средств на развитие культуры.

Не всем на ум приходит, что сказочный Санта-Клаус, занимающийся распределением среди детей рождественских подарков, носит имя реально существовавшего когда-то человека. Однако епископ Николай не был похож на улыбчивого старичка в красном колпаке и шубе. О жизни этого человека, почитаемого святым у католиков и православных, известно немного. Даже годы его жизни установлены приблизительно: родился он, наверное, в 260 году, а умер, возможно, в 345 году. Его родная провинция Ликия находилась на юго-западе нынешней Турции. А шуба и теплый колпак не нужны на побережье Средиземного моря, там, где сегодня размещается известный курорт Анталия.

Николай родился в городе Патара. В юности он совершил паломничество в Святую землю и в Египет, а по возвращении стал главой христиан города Миры. При гонениях на христиан во время правления императора Диоклетиана был посажен в тюрьму. После того как воцарился новый император – Константин, Николая из тюрьмы выпустили и даже принимали при императорском дворе, где он, в частности, просил снизить налоги. В родном городе Николай приостановил казнь трех невинно осужденных. (Этот эпизод изобразил на одной из своих картин И. Е. Репин.) Вообще христиане приписывают ему безмерную доброту и любовь к людям. Считается, что святой Николай не оставляет своим покровительством и всех людей, весьма далеких от веры, и даже язычников и иноверцев.

Среди прочих добрых дел, сотворенных Николаем, – три кошелька с золотом, подброшенных в дом, где жили три сестры. Отец не мог их прокормить и хотел отдать в проститутки (нормальный способ для женщины заработать на жизнь в те времена). Благодаря подарку святого девицы благополучно вышли замуж.

Именно от этого случая уже в более поздние времена в Германии, где Николая (Николауса – Клауса) тоже весьма почитали, пошел обычай в день этого святого, 6 декабря, делать детям подарки от его имени. Через некоторое время обычай сместился на три недели, на рождественские праздники, но ответственным за их вручение остался святой Николай, по-немецки Санта-Клаус. А красный цвет шубы и колпака Санта-Клаусу достались в наследство от святого Николая, которого на европейских иконах изображали в красной епископской мантии и в головном уборе такого же цвета.

Вот так и завершился круг. Святой Николай усердно боролся с древнегреческими богами, и по его воле был до основания разрушен храм Артемиды в Мирах, чтобы и духа не осталось от идолопоклонства. А по истечении полутора тысяч лет в головах большинства христиан – европейцев и американцев – он превратился в Санта-Клауса, который больше похож на доброго скандинавского языческого божка, чем на сурового христианского святого.

Как-то мы с друзьями заблудились в чудесном городе Праге. Но не испугались. Ведь там чуть ли не на каждом перекрестке стоят большие щиты с планом города и алфавитным указателем достопримечательностей. Мы находились где-то недалеко от Национального театра, и искать в указателе надо было на букву Д, а не на Т, потому что театр по-чешски – дивадло. У нас возник повод порассуждать, чем это не понравилось чехам слово «театр». К чему придумывать какое-то «дивадло», когда есть всем известное международное слово?

То-то и оно, что международное. В XIX веке, когда в чехах стало просыпаться национальное самосознание, они запротестовали против внедрения в родной язык международных слов. Потому что практически все эти слова приходили в чешский из немецкого, а этот язык юные и романтичные чешские националисты считали языком национального угнетения. Поэтому решено было «международные» слова в родной язык не вводить, а придумывать новые, используя для этого исконные славянские корни, приставки и суффиксы. Вот и стал театр – дивадлом (зрелищем, дивом, то есть тем, что показывают), аэроплан – летадлом (тем, что летает).