Почему Маркс был прав - [34]

Впрочем, цели марксизма не ограничиваются только материальным. Для Маркса коммунизм означает конец необеспеченности наряду с освобождением человека от большей части тяжелых работ. Но свобода и досуг, которые создадут для людей предшествующие меры, затем станут условиями для их более полного духовного расцвета. В самом деле, как мы видели, духовное и материальное развитие не всегда шествуют рука об руку. Чтобы убедиться в этом, достаточно лишь взглянуть на Кита Ричардса, одного из основателей легендарной группы The Rolling Stones. Есть масса форм материального богатства, которые означают смерть духа. Как верно и то, что вы не свободны делать то, что вы хотите, если вы голодаете, вас жестоко угнетают или тормозят ваш нравственный рост, превращая жизнь в бесконечную борьбу за существование. Материалисты - это не те, кто отрицает духовное, но те, кто напоминает, что духовное совершенствование требует определенных материальных условий. Наличие соответствующих условий не гарантирует такого же совершенствования, но без них оно точно не может иметь место.

В условиях дефицита, естественного или искусственного, люди чувствуют себя не лучшим образом. Недостаток любых важных жизненных средств порождает всевозможные страхи, скупость, жестокость, стремление к подавлению других и смертельный антагонизм. Поэтому можно ожидать, что, когда люди обретут возможность жить в условиях материального достатка, освободившись от всех этих деформирующих воздействий, они будут проявлять себя как существа более нравственные по сравнению с тем, как они ведут себя сейчас. Правда, в этом нельзя быть до конца уверенными, поскольку до сих пор мы никогда не знали таких условий. Именно это имел в виду Маркс, утверждая в коммунистическом манифесте, что вся предшествующая история была историей классовой борьбы. И даже в условиях достатка у нас останется масса других поводов для переживания страха, агрессии и собственнических чувств. Мы не будем чудесным образом превращены в ангелов. Но часть причин, питающих наши нравственные пороки, будет устранена. И это действительно дает определенные основания утверждать, что коммунистический строй в общем и целом позволит воспитывать более положительных людей, нежели мы можем наблюдать сейчас. Однако они по-прежнему будут подвержены ошибкам и склонны к конфликтам, демонстрируя порой злобу и жестокость.

Циникам, выражающим сомнения в возможности такого нравственного прогресса, следует не забывать о разнице между сожжением ведьм и борьбой за равную оплату труда для женщин. Что вовсе не означает, будто все мы стали более деликатными, заботливыми и человечными, чем были в Средневековье. Если уж на то пошло, мы можем также напомнить и о различиях между луком и стрелами и крылатыми ракетами. Суть не в том, что история в целом демонстрирует улучшение нравственности, а просто-напросто в том, что мы добились ощутимого прогресса и в той, и в другой сфере. Но ровно в той же мере, в какой трезвый реализм требует признания данного факта, он не позволяет отрицать и то, что в ряде отношений мы со времен Робин Гуда стали хуже. Перед нами нет величественного повествования о прогрессе, поскольку есть всего лишь история, не рассказывающая об абсолютном упадке.

Тем, кому случалось видеть маленького ребенка, с душераздирающим криком «Моя!» вырывающего игрушку у своего брата или сестры, нет необходимости напоминать, как глубоко укоренились в нашем сознании соперничество и собственничество. Мы говорим о кристаллизовавшихся культурных, психологических и даже эволюционных особенностях, которые не меняются просто от изменения общественных институтов. Впрочем, и изменения в обществе не определяются тем, удалось ли всем нам со вчерашнего вечера устроить коренной переворот в своих отношениях.

Возьмем, к примеру, Северную Ирландию. Мир в этом беспокойном регионе наступил не потому, что католики и протестанты в конце концов отложили в сторону свой вековой антагонизм и упали в нежные объятия друг друга. Ничего подобного. Как легко убедиться, некоторые из них еще долго будут продолжать ненавидеть друг друга. Изменения в разделенных по общинам сознаниях будут, по всей вероятности, геологически неспешными. И все же, если рассматривать ситуацию в целом, то не это является главным. Что было по-настоящему важно, так это обеспечить политическое соглашение, которое могло бы четко соблюдаться и планомерно совершенствоваться в условиях усталости народа от тридцатилетнего непрерывного насилия.

Впрочем, это только одна сторона сюжета. Справедливости ради следует признать, что через длительные периоды времени изменения общественных институтов действительно обеспечивают глубокое воздействие на человеческие отношения. Опыт истории показывает, что практически все меры по гуманизации уголовного законодательства, которые удавалось реализовать, в свое время встречали ожесточенное сопротивление; но в наши дни мы до такой степени свыклись с этими изменениями, что считаем их само собой разумеющимися и с презрением отворачиваемся от идей рубить убийцам головы. Подобные реформы уже встроились в нашу психику. Никакие другие идеи не оказывают столь ощутимого воздействия на наши взгляды на мир, как те, что растворены в повседневной общественной практике. Если мы изменяем эту практику - что может оказаться страшно трудным, - то в конечном счете мы с большой вероятностью получим изменение нашего способа видения мира.