Почему дети лгут? - [4]

Сан-Франциско, январь 1993 г.

П. Экман

Введение Цена лжи

«Мой сын Билли солгал мне, а ведь ему всего пять лет. Нормально ли это?»

«Джоанна лжет, когда говорит, что не курит марихуану. Я это знаю, но не могу доказать. Что мне делать?»

«Мишель все время врет. Перестанет ли он, когда вырастет?»

«Гита не рассказывает мне, что она делает во время свиданий. Она говорит, что это не мое дело, но я ведь имею право знать?! Я же хочу ей только добра».

«Когда моя дочь обманывает меня, мне кажется, будто я делаю что-то такое, что вынуждает ее лгать».

С подобными проблемами так или иначе сталкиваются все родители. Но дело принимает драматический оборот, когда кто-то обращается к вам со словами: «Моя дочь прекрасно провела время на вечеринке у вашего сына. Она говорит, что вы и Мэри Энн были очень тактичны — вас не было ни видно и ни слышно!»

Именно так я обнаружил, что мой приемный сын Том, которому в ту пору было 13, обманул меня. У нас есть маленький загородный домик в 40 милях от Сан-Франциско. Там он и организовал вечеринку. Я быстро сообразил, что это произошло в тот вечер когда дела заставили нас с женой заночевать в городе.

Том знал, что взрослые обычно присматривают за такими вечеринками. Только при этом условии родители, жившие по соседству, и отпускали своих детей, особенно с тех пор, как стало известно, что ребята, однажды собравшись без присмотра, отведали спиртного. Повторения подобного инцидента никто не желал.

Пару недель назад я сам предлагал Тому собрать друзей. «Мы с мамой не будем вам мешать, — обещал я, — мы даже не будем выходить из студии». То, что я называю студией, — домик, еще меньший, чем коттедж, и расположен он ярдах в 50, за деревьями. Том неопределенно кивнул в ответ, и я вскоре позабыл об этом разговоре.

Пока я восстанавливал в уме все эти события, дама, благодарившая меня, вдруг забеспокоилась. «Ведь у них была вечеринка, не правда ли?» — спросила она, явно ожидая подтверждения. Сказать по совести, я смутился. «Да, да, конечно», — пробормотал я и поспешил удалиться. Мгновение спустя мною овладели гнев, обида и разочарование. Но много позже пришло изумление.

Вот вам, пожалуйста, один из ведущих в мире специалистов по разоблачению лжи, как раз пишущий книгу о детской лжи, ни больше ни меньше, и обманут собственным сыном! Я представлял себе, как буду выглядеть в глазах своих друзей. Я был смущен, что попал в неловкое положение. Позже я еще больше смутился, вспомнив, как сам солгал, что якобы знал о вечеринке.

За год до описанного инцидента я опубликовал серьезную научную монографию о природе лжи, основанную на опыте двадцатилетних исследований. Хотя Том этой книги не читал, но о моей работе ему было известно, да и появление отца на телеэкране с книгой в руках он воспринял с гордостью. Он знал, что я являюсь специалистом по раскрытию лжи на основе выражения лица, жестов, изменений голоса. Однажды он передал мне слова своих приятелей: те считали, что это ужасно — иметь такого отца, который способен всякий раз уличить тебя во лжи. Они интересовались, пробовал ли он хоть раз солгать так, чтобы ложь осталась нераскрытой. Мне Том сказал, что он им ответил: «Не стоит и пробовать».

Теперь это, однако, случилось. Я размышлял, не имел ли он намерения проверить свои силы, посмотреть, заслуживает ли его старик своей репутации. Ведь Том как раз вступал в подростковый возраст — в ту пору, когда ребенок стремится подчеркнуть свою независимость от родителей. Это вечная проблема отцов и детей.

Большинству родителей ложь Тома не покажется серьезным проступком. Но и такая мелкая ложь заставляет родителей задуматься над некоторыми важными вопросами.

Не зная, как поступить по отношению к обманувшему их ребенку, многие родители теряются. Они разрываются от противоречивых чувств — гнева и вины, отвержения и ответственности, желания наказать ребенка и одновременно стремления проигнорировать обман.

Мэри Энн и я были очень расстроены из-за тайной вечеринки. Нас поразил не масштаб лжи, а сам факт. На Тома всегда можно было положиться. Мы привыкли, что если он обещал быть дома к шести вечера, то к этому времени появлялся неукоснительно. Мы ему полностью доверяли. Ложь была не в его натуре. Что же произошло?

Когда гнев остыл, первоначальное чувство, что меня предали, перешло в разочарование. Потом я принялся обвинять самого себя. Не моя ли это вина — возложить на тринадцатилетнего паренька такую ответственность, оставив его на ночь одного? Не означает ли столь скрытно спланированный и осуществленный обман мое родительское фиаско? Вероятно, я что-то сделал не так, раз сын обманул меня. И немало времени понадобилось, чтобы отделить его ответственность от моей.

Поначалу я собирался уличить Тома. Он надул нас с матерью, а теперь ухмыляется за нашими спинами. Желание реванша было нестерпимым. Однако я обладал преимуществом. Он еще понятия не имел, что нам все известно. Я задумал проверить его и выяснить, решится ли он солгать мне в лицо. Я мог спросить: «Скажи, Том, что ты делал в среду вечером, когда мы с мамой были в городе?» В моей власти было и слегка надавить на него вопросом: «Том, кто-нибудь приходил к тебе вечером в среду?» Следовало ли мне сказать ему все, что я знаю, чтобы он не пытался упорствовать во лжи? Если б проблема детской лжи не занимала меня так серьезно, я бы повел себя иначе. Я мог отреагировать, опираясь больше на чувства, нежели на разум, отомстить, вместо того чтобы попытаться пробудить в нем искренность.