Почем фут под килем? - [9]
Остальные зрители – свободные от несения ходовой вахты матросы, мичманы, офицеры – разместились на таких же баночках-скамейках, расставленных плотными рядами по всей площади столовой личного состава в четвертом ракетном отсеке. Это, пожалуй, самое просторное помещение на подводной лодке, хотя и тут расстояние от первого ряда до выступающих измерялось не более, чем длиной ноги. Впрочем, к тесноте привыкли давно уже все. Зато публика подобралась предельно отзывчивая, благосклонная, благодарная и непритязательная. Развлечений в относительно монотонных буднях автономного плавания было немного, поэтому, как бы сказали сейчас, всем хотелось «оторваться по полной». Оттого и каждый номер сопровождался весьма едкими, но точными комментариями, подсказками, практическими советами и мгновенными оценками талантов исполнителей. Зачастую, тут же переходили и на личности, причем не только в «зале», но и с импровизированной сцены. Обид не было, атмосфера носила ярко выраженный поддерживающий и одобряющий характер.
Итак, теперь до победного финала оставались всего два номера, а вот дней десять назад…
…Пульт управления ГЭУ – главной энергетической установкой – генерировал идеи. Их диапазон был чрезвычайно велик: от обнаружения и устранения самых заковыристых неисправностей в работе мат. части до способов сиюминутного разрешения политического кризиса в Зимбабве или составления изысканного гастрономически-питейного меню на ближайший чисто мужской симпозиум, имеющий место быть в скромной холостяцкой квартире одного из офицеров. Впрочем, начало практически всех таких «симпозиумов» все равно происходило на том же пульте ГЭУ с общеизвестного универсального корабельного напитка под непритязательным названием «шило» и сэкономленных в дальнем плавании консервов.
Сейчас на пульте царило уныние. Штатный хозяин этого мозгового треста командир первого дивизиона БЧ-5 уже с час, как вернулся с командирского доклада, полностью посвященного подготовке и проведению концерта художественной самодеятельности, положил перед собой чистый лист бумаги, вызвал всех своих подчиненных офицеров-управленцев, КИПовцев и даже вечно занятого турбиниста и… ничего!
То есть просто констатировали неутешительный факт, что за последнее время в их самом многочисленном на корабле подразделении не появилось новых Шаляпиных и Козловских, не выпестовали своих Барышниковых или Моисеевых, растеряли где-то будущих Гудини и Кио, а если и есть талантливые последователи гениального Аркадия Райкина, то зашхерились они в самом глубоком трюме, набрали в рот и ни гу-гу.
– Да-а-а… – жесткой ладонью комдив потер рано начавшую лысеть макушку, – Говорил я, говорил, что еще как нам икнется эта осенняя демобилизация! Одиннадцать человек!! Сразу!!! Все – классные специалисты. А как пели, как плясали! Один Лешка Богапов мог полдня болтать на любые темы, да еще разными голосами.
– Так мы и получили первое место за самодеятельность в прошлом походе. – Этот радостный факт уныло констатировал сидящий перед пультом оператора второй управленец.
– «Получили, получили», – передразнил комдив, – на свою долбаную голову кучу дерьма теперь получили!
У разместившегося в углу пульта командира группы КИП и А так и зачесался язык выяснить физическую принадлежность этой «долбаной головы», но усилием воли он сдержал такое взрывоопасное желание.
– Из всех «годков» один Дзюнь остался, – продолжал сетовать комдив. – А молодежь я даже в лицо не всех еще могу опознать. И прикомандированных тоже. Как тут докопаешься до их скрытых талантов?! Да и потом, ну что салага на сцене покажет, а? Тряску поджилок, заикание, прилипание языка и побледнение до обморока. Хорошо. Пусть. Это будет один номер. А с нас Чапик потребовал шесть!
Чапик – это было прозвище замполита. Вполне логичное, потому что звали его Василий Иванович. Это как-то сразу ассоциировалось с Чапаевым. Но на легендарного комдива замполит никак не тянул. Вот вместо Чапаева и появился сокращенный Чапа, который быстро трансформировался в Чапика.
– Так пусть Дзюнь опять прочитает свое «Бородино». Ну, лермонтовское, я имею в виду. – И второй управленец продекламировал:
«Кажи-ко, дядько, вжеж нэ дарым…»
Получилось очень похоже на странный хохляцко-белорусско-польский акцент уроженца Пинских болот старшины первой статьи Дзюня.
Никто, однако, не засмеялся.
– Может, мы тебя лучше выпустим, как пародиста? – задумчиво изрек комдив.
– Не-не! Это не политкорректно получится. Я вам точно говорю. – Похоже, управленец всерьез испугался могущих возникнуть нежелательных последствий. – Чапик ни за что не пропустит! – А вот это было абсолютно верно.
Еще усерднее помяв свою «тыковку», комдив резюмировал:
– Значит, будем строить пирамиду. И петь хором!
Киповец невинно поинтересовался:
– Одновременно?
На его счастье вопрос проскользнул мимо начальственных ушей.
– В прошлый раз мы, как в тридцатые годы, самолет изображали. Неплохо, вроде, вышло. Ретро теперь модно. Вот только насчет самолета командир прошелся, что, мол, не очень к месту: на подводной лодке служим, а пропагандируем авиацию.
– Так давайте подлодку построим, людей хватит. – Управленец тут же стремительно начал развивать плодотворную идею, – длинненькую такую, человек на пять-шесть, если полулежа. Рубочку организуем, а в нее Вас поставим, Анатолий Парфенович, с Военно-морским флагом. – Заметив протестующее движение комдива, он тут же уточнил, – исключительно, для солидности и придания творческого весу всей композиции.
Прототипы героев романа американской писательницы Ивлин Тойнтон Клея Мэддена и Беллы Прокофф легко просматриваются — это знаменитый абстракционист Джексон Поллок и его жена, художница Ли Краснер. К началу романа Клей Мэдден уже давно погиб, тем не менее действие вращается вокруг него. За него при жизни, а после смерти за его репутацию и наследие борется Белла Прокофф, дочь нищего еврейского иммигранта из Одессы. Борьба верной своим романтическим идеалам Беллы Прокофф против изображенной с сатирическим блеском художественной тусовки — хищных галерейщиков, отчаявшихся пробиться и оттого готовых на все художников, мало что понимающих в искусстве нравных меценатов и т. д., — написана Ивлин Тойнтон так, что она не только увлекает, но и волнует.
«Когда быт хаты-хаоса успокоился и наладился, Лёнька начал подгонять мечту. Многие вопросы потребовали разрешения: строим классический фанерный биплан или виману? Выпрашиваем на аэродроме старые движки от Як-55 или продолжаем опыты с маховиками? Строим взлётную полосу или думаем о вертикальном взлёте? Мечта увязла в конкретике…» На обложке: иллюстрация автора.
В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.
Популярный современный венгерский драматург — автор пьесы «Проснись и пой», сценария к известному фильму «История моей глупости» — предстает перед советскими читателями как прозаик. В книге три повести, объединенные темой театра: «Роль» — о судьбе актера в обстановке хортистского режима в Венгрии; «История моей глупости» — непритязательный на первый взгляд, но глубокий по своей сути рассказ актрисы о ее театральной карьере и семейной жизни (одноименный фильм с талантливой венгерской актрисой Евой Рутткаи в главной роли шел на советских экранах) и, наконец, «Был однажды такой театр» — автобиографическое повествование об актере, по недоразумению попавшем в лагерь для военнопленных в дни взятия Советской Армией Будапешта и организовавшем там антивоенный театр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На самом деле, я НЕ знаю, как тебе помочь. И надо ли помогать вообще. Поэтому просто читай — посмеемся вместе. Тут нет рецептов, советов и откровений. Текст не претендует на трансформацию личности читателя. Это просто забавная повесть о человеке, которому пришлось нелегко. Стало ли ему по итогу лучше, не понял даже сам автор. Если ты нырнул в какие-нибудь эзотерические практики — читай. Если ты ни во что подобное не веришь — тем более читай. Или НЕ читай.