Почем фут под килем? - [2]
В свою персональную курилку Леха втискивается с трудом, стараясь не расплескать горячий чай. При его габаритах – росте под 190 сантиметров и весе в центнер – это весьма непростое упражнение. Ему б на волю, на поля сражений, удаль молодецкую показывать, а вот, поди ж ты, уготовила судьба другую участь: в прочном корпусе новейшей атомной стратегической субмарины людей лечить. Зато такая фактура вполне компенсировала возможное недоверие пациентов из-за сравнительно молодого возраста – всего-то 25 лет.
Алексей был симпатичен, несмотря на явно намечавшуюся лысину (кто ж на такую высоту сверху заглянет?), громогласен, весел и остроумен в компании. Сейчас он вполне умиротворен, даже благостен.
В это время с оглушительным лязгом снаружи отдраиваются обе переборочные кремальеры, щелкает входная рукоятка и в амбулаторию вваливается лейтенант Копылов. Его лицо перекошено страданием, светлые волосы взъерошены, в серо-голубых глазах застыла всепоглощающая боль и неизбывная космическая тоска.
От неожиданности и громогласности такого появления Кочубей, уже наполовину скрывшийся в заветном туалете, сильно вздрагивает. Кружка с кипятком в его руках добросовестно повторяет это содрогание тела и выплескивает на упругий живот корабельного доктора изрядную порцию своего содержимого. Из Лехиного горла вместо обычного бархатного баритона вырывается чудовищный фальцет, в котором тренированное ухо вполне может различить и «…мать…», и … Обширный словарный запас специфичных выражений всегда был предметом гордости лейтенанта Кочубея, а умелое применение ненормативной лексики вызывало зависть даже у бывалых подводников.
Однако, Копылов на происходящее не обращает ни малейшего внимания. Он шагает внутрь и обводит нездоровым взглядам помещение в поисках его хозяина.
– Стучаться надо!!!
Первые членораздельные слова доктора явно запоздали. Впрочем, вошедший не обращает и на них никакого внимания, отмахнувшись рукой, как от надоедливой мухи.
– Леха, все! Не могу я больше терпеть!! Что хочешь делай, но избавь меня от этого. Копылов осторожно указал пальцем на распухшую щеку, старательно не дотрагиваясь до нее.
Кочубей с тихим вздохом подходит к замершему посередине амбулатории страдальцу и внимательно разглядывает приподнятую верхнюю губу и грозящий в скором времени совсем закрыться глаз.
– Полоскал?
– А…
– Таблетки вчерашние съел?
– Так еще вчера. И содой, и солью, спиртом, одеколоном… Господи! В ухо стреляет, в носу дергает, глаз уже на резкость не наводится. Впечатление такое, что эти больные зубы у меня по всей голове понатыканы, и еще пара штук в жопе!
Такое признание обнадеживает доктора:
– Слушай, – с надеждой в голосе произносит он, – может, сразу оттуда и начнем, а?
– Издеваешься, да?!
– Вовсе нет! Просто, видишь ли, в Военно-медицинской академии я проявлял значительно большие успехи в проктологии, чем в стоматологии, и…
– Ладно, Леша, давай серьезно. За эти несколько дней я окончательно дозрел. Никаких надежд дожить до базы у меня не осталось.
– Всего-то не больше двух суток… А я тебе димедрольчик, промедольчик, блокадочку новокаиновую…
– А усыпить на весь этот срок, так, чтобы никто не разбудил, сможешь?
Кочубей вздохнул и только с сожалением развел руками.
– Значит, будешь рвать!
– Саня, мы об этом еще вчера говорили. Ты и сам хотел зуб сохранить, да и я, сознаюсь, не виртуоз в этом деле.
– Так то вчера было, я еще думать и рассуждать здраво мог. Но теперь… Неужели ты откажешь другу в последней просьбе?!
Алексей еще раз внимательно посмотрел на Копылова. На этот раз прямо в глаза.
Они сдружились, когда полтора года назад свежеиспеченными лейтенантами попали служить на этот подводный ракетоносец. Оба были коренными питерцами, отлично играли в шахматы и преферанс, одинаково непринужденно чувствовали себя и в «суровой мужской» компании и в изысканном дамском обществе. Копылов был не так высок и не столь массивен, но его по-спортивному подтянутая фигура внушала не меньшее уважение.
– Ладно, Сашок, уговорил. Только… – доктор слегка замялся.
По-своему истолковав заминку, Копылов жестом профессионального фокусника извлекает откуда-то из-под рубахи плоскую металлическую фляжку и водружает ее на письменный стол.
– В общем-то, я о другом, но это мы, конечно, завсегда-с, с непременным нашим удовольствием. Весьма полезно для нервного успокоения перед началом процесса.
– А уж мне-то просто необходимо!
На это доктор сосредоточенно кивает и достает из настенного шкафчика два мерных стакана и металлическую банку с витаминами-драже «Гексавит». Каждый молча наливает себе граммов по пятьдесят из фляжки, потом по очереди разводят водой прямо из-под крана в умывальнике и выпивают. Леха кидает в рот две желтенькие витаминины, а Копылов отдергивает протянувшуюся было к банке руку:
– Вот, блин, даже закусить не могу! Послушай, Эскулап, я слышал, что когда выпьешь, наркоз не берет, правда?
– Мы же тебя не усыплять будем. А местная анестезия… Кстати, о ней: сейчас вместе прочитаем инструкцию по использованию и разведем этот… как его… а… новокаин, как полагается. Ты запоминай, подсказывать будешь.

Лора Белоиван – художник, журналист и писатель, финалист литературной премии НОС и Довлатовской премии.Южнорусское Овчарово – место странное и расположено черт знает где. Если поехать на север от Владивостока, и не обращать внимание на дорожные знаки и разметку, попадешь в деревню, где деревья ревнуют, мертвые работают, избы топят тьмой, и филина не на кого оставить. Так все и будет, в самом деле? Конечно. Это только кажется, что не каждый может проснутся среди чудес. На самом деле каждый именно это и делает, день за днем.

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Роман известного шведского писателя написан от лица смертельно больного человека, который знает, что его дни сочтены. Книга исполнена проникновенности и тонкой наблюдательности в изображении борьбы и страдания, отчаяния и конечно же надежды.

Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.