Поцелуйте невесту, милорд! - [41]

Недовольство молодым человеком, однако, не помешало Джеймсу осведомиться вполголоса, когда Эмма отлучилась на минутку, чтобы надеть шляпку и плащ, не согласится ли тот быть его секундантом.

— Кем? — последовал вполне предсказуемый вопрос.

Джеймс вздохнул. После серьезных размышлений он пришел к выводу, что, поскольку в городе нет врача, его камердинеру придется взять на себя обязанности хирурга во время дуэли с Джеффри Бейном. Что не составило бы особых затруднений для Робертса, который сопровождал своего хозяина на многочисленные дуэли и поднаторел в искусстве останавливать кровь и перевязывать раны.

Но это, естественно, означало, что Джеймсу понадобится кто-то еще в качестве секунданта. Мак-Юэн явно разделял неприязнь Джеймса к барону, а Джеймс давно убедился в справедливости поговорки, гласившей, что враги наших врагов — наши друзья.

И потому в ответ на вопрос озадаченного Клетуса Джеймс быстро проговорил, так, чтобы Эмма не слышала:

— Не важно. Приходи в гостиницу в половине одиннадцатого, сходишь со мной в замок Маккрей и получишь гинею.

Это Мак-Юэн явно понял, поскольку, расплывшись в счастливой улыбке — первой, после того как он обнаружил свою драгоценную миссис Честертон в обществе человека, съездившего его накануне по физиономии, — с воодушевлением отозвался:

— Ага, милорд!

Что касается Эммы, то она все утро пребывала в нервозном состоянии. Для Джеймса не было новостью, что она его недолюбливает, но, судя по ее поведению, после того как он сообщил ей об истинной цели своего приезда на остров, ее неприязнь к нему еще больше возросла.

Что ж, ее можно понять. Молодой вдове небезразлично, где покоится ее муж. Эмма любила Стюарта и наверняка захочет остаться рядом с ним даже после смерти.

И все же…

И все же Джеймс не мог поверить, что это — единственное, что стоит за отказом Эммы позволить ему перевезти останки Стюарта домой, в Денемское аббатство. То, что она привязалась к острову, очевидно. Но скорее к местным жителям и ученикам, которых она обожала, чем к памяти покойного мужа. Джеймс не мог точно сказать, почему у него сложилось такое впечатление. Это было не более чем ощущение…

Но он не мог от него отмахнуться.

Оно грызло его на всем пути в город, который они проделали в катафалке. Джеймс велел Сэмюэлю Мерфи заехать за ним в восемь утра, и тот прибыл точно в срок в своем мрачном экипаже. Эмма, принявшая его предложение подвезти ее до школы, всю дорогу просидела молча, тихая и задумчивая. Джеймс не знал, связано ли это с его вчерашними откровениями или ей просто в тягость его общество. Но когда Мерфи остановился у маяка, к которому она уже во второй раз за последние два дня подкатила в экипаже (факт, не оставшийся не замеченным ее учениками, которые с живейшим интересом глазели на них, подталкивая друг друга локтями), и Джеймс помог ей спуститься на землю, Эмма спросила, не глядя на него:

— Правильно ли я поняла, лорд Денем, что вы сегодня возвращаетесь в Лондон?

Налетавший с моря ветер играл выбившимися из-под ее шляпки белокурыми прядями и бросал их ей в лицо. Любуясь разрумянившимися щеками и пунцовым ртом Эммы, выгнутым наподобие лука, Джеймс любезно отозвался:

— Я еще не решил. Посмотрим, как пойдут дела. — Уголки ее губ разочарованно опустились.

— О! — только и сказала она, а затем, трепетно улыбнувшись, с показной бодростью добавила: — Ну, в таком случае вы знаете, где меня найти. Всего хорошего.

И скрылась в здании маяка.

Джеймс предпочел позавтракать в гостинице — мудрое решение, поскольку даже его лондонская кухарка не могла соперничать с миссис Мактавиш по части изготовления колбасок. Как Эмма и предсказывала, миссис Мактавиш не преминула сообщить Джеймсу, что накануне вечером заходила к нему с грелкой и обнаружила его комнату пустой.

Только почтение к высокому положению постояльца помешало ей пойти дальше и напрямую спросить, где он провел ночь. Впрочем, Джеймс не собирался удовлетворять ее любопытство. Он вытер губы салфеткой и сказал, что весьма признателен за заботу и что горячая грелка — незаменимая вещь в дождливую погоду. Затем он поднялся наверх, где его камердинер Робертс уже приготовил горячую ванну в ожидании возвращения хозяина. Известие о предстоящей дуэли он встретил с обычным спокойствием и только уточнил:

— Пистолеты или шпаги, милорд?

Джеймс, сдернув галстук, который завязал слишком туго в отсутствие камердинера, проворчал, что барон еще не выбрал оружия и лучше захватить и то и другое, чтобы не ошибиться. Робертс отнесся к этому предположению с полным пониманием, упаковав пистолеты в обтянутый кожей ящичек и сунув шпагу в ножны, после того как отполировал ее до блеска.

Точно в половине одиннадцатого Джеймс вышел из гостиницы и увидел поджидавшего его Клетуса Мак-Юэна. Сообщение, что они поедут в замок в экипаже Мерфи, а не пойдут пешком, почему-то позабавило шотландца, но лишь когда они оказались на крутом подъеме, Джеймс понял почему. Дорога в замок Маккрей была почти такой же непроходимой, как и ухабистая колея, которая вела к домику Эммы. Им то и дело приходилось выходить, поскольку лошади Мерфи были не в состоянии тащить дроги с пассажирами вверх по скользкому от непросохшей грязи склону. Когда это происходило, Мак-Юэн с проворством горного козла шагал рядом с катафалком, вполне довольный жизнью, а Джеймс с камердинером, непривычные к подобным восхождениям, тащились позади.