Поцелуй принцессы - и вся Империя в придачу - [39]

— Вылез всё-таки, неугомонный? Силён ты, мóлодец! Другой бы на твоем месте давно в могилу сошел, а ты уже бегаешь… Эх, альдийская кость! С виду хилый, а смотри-ка, какой живучий! Или это в тебе тэрская кровь говорит?

Несколько обескураженный таким знанием подробностей своего происхождения, Мартьен с подозрением покосился на старую каррийку:

— Что ещё ты знаешь обо мне, ворожея?

Та усмехнулась:

— Тэрский принц с альдийским сердцем! Твоя мать Альмена была последней из семьи Вилед, чья родословная восходила к вашему великому королю Ульде, а отец… ха, твоим отцом был этот злокозненный Корсид, чье имя за его злодеяния будет проклято в веках; этот кровавый правитель, который устраивал гонения на моих соплеменников во всех землях Империи…

Она увидела, как потемнело лицо стоявшего перед ней человека, и неожиданно мягко закончила:

— Но ты невиновен в грехах своего отца, за которые его душу, несомненно, сейчас терзает Чёрный Пёс подземного царства. Ты не проливал крови без нужды. У тебя добрая душа и чистое сердце.

Мартьен долго молчал, не зная, что ответить, а потом тихо задал самый важный для него сейчас вопрос:

— Скажи мне правду — что с Лэйсой? Я знаю, что она была здесь, пока я был в лихорадке. Где она?

Появившееся на лице старухи суровое выражение испугало его. Каррийка чуть помедлила с ответом, словно бы подбирая слова, а потом заговорила, и в её голосе была горечь:

— Она ушла. Ушла три дня назад, в ту ночь, когда тебе стало лучше, и я поняла, что на этот раз ты обхитришь смерть, которая до того ходила кругами вокруг твоей постели. Лаиса должна вернуться к своему мужу. Так суждено…

— Она ушла? Нет! Ведь если она снова попадёт в руки Кровопийцы, он убьет её — после того, как она его так дерзко обманула!

Молодой человек дёрнулся, словно желая броситься вслед за любимой, но, поняв бесполезность своего порыва, горестно опустил голову и чуть слышно пробормотал:

— Но почему…

— Так было суждено, — голос Шэры звучал непривычно мягко. Старая женщина слишком сильно любила дочь той, которую вскормила своим молоком, и страдания молодой женщины эхом отзывались в её сердце. — Она не хотела уходить, но должна была это сделать. Она ведь не просто босоногая девчонка из деревни, она — будущая императрица. А значит, она не может делать только то, что хочется — над ней довлеет ее долг. На ее плечах — тяжкое бремя, и ты не сможешь помочь ей нести его. Кто ты сейчас? Никто, нищий голодранец. А она…

— Погоди-ка, почтенная, — Мартьен весьма невежливо оборвал пожилую женщину на полуслове. На его бледных губах играла дерзкая улыбка. — Кто-то тут недавно упоминал всуе имена моих родителей… В общем, если уж на то пошло, я тоже могу занять не последнее место в Империи. И не стоит этак тонко намекать, что я ей не пара. Если у меня сейчас в кармане нет ни одного медяка, так это еще не значит, что завтра там не будет сотни золотых. — Он усмехнулся, показав крепкие белые зубы, которые удивительным образом умудрялся сохранять во всех потасовках. — Знаешь, матушка, если по большому счёту, — то мы стоим друг друга. — Мартьен улыбнулся еще шире. — И когда-нибудь ты еще погуляешь на нашей свадьбе!

Он замолчал, словно бы испугавшись смелости собственных слов, а каррийка всё смотрела на него задумчивым взглядом, словно бы оценивая. Она молчала, казалось, целую вечность, а потом неожиданно подмигнула молодому авантюристу:

— Вот только не говори потом, дружок, что ты меня туда не приглашал!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗОЛОТОЙ ВЕНЕЦ

Глава 12. Сила и слабость

…Золотая корона, лежащая на атласной подушечке на круглом постаменте, возвышающемся в дальнем конце огромного зала для коронаций, притягивает взгляд принца. Сейчас ее водрузят ему на голову, и он будет наречен императором всей Тэры. Вот он, облаченный в пышные одежды, проходит через зал, мимо склоняющихся в поклоне придворных, и приближается к возвышению… Драгоценные камни, вставленные в императорский венец, ослепляют своим нестерпимым блеском. Он поднимается по трем ступенькам к постаменту. Шепот, ветерком пробежавший по залу, стихает, когда будущий император оборачивается и обводит зал грозным взглядом.

Седовласый священнослужитель Единого Бога, стоящий рядом с ним на возвышении, начинает краткую речь, слова которой ускользают от принца, ибо его внимание приковано к короне. Старец берёт венец в руки, и принц медленно опускается на колени.

"Я нарекаю тебя императором всей Тэры: ее долин и гор, степей и лесов, городов и весей… И да правишь ты мудро и праведно…"

Корона ложится на чело, так долго мечтавшее ощутить ее тяжесть. Новый император поднимается с колен. Но что это? Долгожданный символ власти сжимает его голову, как клещами, давит с невероятной силой, пригибая голову к земле, и зал коронаций заволакивает багровым туманом. Император поднимает руки, чтобы поправить корону, но она не поддается, а давит всё сильнее… и гнетёт к земле… гул голосов в зале нарастает… боль… тяжесть… меркнущий свет… темнота…

Корилад с криком проснулся, весь покрытый потом. Подобные сны преследовали его уже не первый день, и они были настолько яркими, что он даже боялся засыпать.