Поцелуй ночи - [40]

- Вымой в этой воде лицо и руки. – Приказывает Анна.

Пока я это делаю, она устраивается удобнее в кресле.

Вода прохладная и от моих неуклюжих движений льется за шиворот, но я покорно исполняю приказ этой женщины: умываю лицо и тщательно ополаскиваю руки.

- А теперь что? – Готовлюсь к тому, что ко мне опять будут прикасаться.

- А теперь давай ее сюда. – Глубоко вдыхает и медленно выдыхает Анна.

Дочь подает ей миску, в которой я только что мыла лицо и руки, и она залпом выпивает ее содержимое.

Я морщусь.

Бр-р-р!

Цыганка закрывает глаза и кладет ладони на подлокотники кресла.

- Ты… - ее передергивает, - ты набираешь силу, Нея. Должно быть, ты уже чувствуешь это. В этой силе слились воедино тьма и свет, и они враждуют. Только ты решишь, что в итоге перевесит. – С трудом сдержав рвотный рефлекс, женщина втягивает голову в плечи и продолжает. – Нельзя никому доверять. Никому, слышишь? Тебя всю жизнь держали подальше от правды. Всю твою жизнь.  И… и… мне не дают посмотреть: все прочно закрыто. Что же это? Что же…

И тут она дергается всем телом.

Раз, еще раз, а затем вдруг с грохотом падает на колени, и ее выворачивает прямо в таз.

Изо рта цыганки льется густая черная жижа. Брызги летят во все стороны и попадают мне на ноги.

- Мама… - Сара опускается рядом с ней на колени и гладит ее по спине.

Анна содрогается, подается вперед, и из ее горла вылетает новая порция черной массы.

Она кашляет, а дочь, качая головой, продолжает гладить ее по спине.

Ничего подобного я никогда не видела в жизни.

- Что это? – Спрашиваю я, виновато глядя на них.

- Это проклятие, Нея. – Откашлявшись, сипло произносит женщина. – Очень сильное проклятие. Тебя кто-то проклял, милая.

22

Прежде, чем войти в дом, я собираю волосы в хвост. Они пахнут сандалом и табаком – мать Сары выкурила какую-то вонючую сигару после ритуала. Мне не хочется, чтобы Ингрид унюхала этот запах и начала задавать вопросы. Тетя по-прежнему единственная, кому доверяю, но я не знаю, как она отреагирует на известие о том, что я была у цыган и стала участницей этих странных и опасных действий.

Открывая дверь, я слышу, как она напевает. Оставляю сумку в прихожей и заглядываю в кухню: на столе стоит две пустых чашки, рядом - тарелка с остатками печенья и сладостей. Очевидно, тетя сегодня принимала гостей. Или все еще принимает.

Я иду дальше по коридору, двигаюсь на ее голос.

- В чаще тенистой светловолосый охотник притаился, - напевает Ингрид. Нежные переливы ее голоса всегда ассоциируются у меня со спокойствием и детством. – Он не дышал, наблюдая за поступью белого оленя. – Я знаю слова десятков песен, которые тетя пела мне перед сном, но про оленя слышу впервые. – Натянулась тетива, и острый наконечник пронзил упругое тело животного.

Песня раздается с летней веранды, примыкающей к дому со стороны сада. Она небольшая, в ней прохладно и мало света, несмотря на остекление в пол. Я останавливаюсь на пороге, чтобы не ступать на деревянный настил: половые доски могут заскрипеть, а мне хочется дослушать до конца.

- Олень встрепенулся и упал. Он умирал, но его сердце продолжало биться.

Ингрид, пританцовывая, раскладывает на полках горшочки с растениями. Она кружит между развешанными над потолком на веревках сухими снопами трав и составленными друг на друга пыльными кашпо. Кругом раскидана земля, какие-то веревки, совочки, пакетики, пол обильно устлан обломками и мелкой крошкой от сухих трав, но тетя умудряется грациозно перемещаться между ними, не задевая ничего подолом длинной льняной юбки.

- Охотник склонился над ним и увидел себя в отражении его глаз.

Тетя сдувает пыль с полки и ставит на нее плетеную корзину с сушеными грибами. Завороженная ее пением, я наклоняюсь плечом на косяк, и старая дверь скрипит.

Ингрид обрывает пение, заметив меня.

- Нея!

Она отряхивает руки, выбивает ладонями пыль из передника, повязанного на груди, и заключает меня в объятия.

- Привет. – Я с радостью приникаю к ее плечу.

Тетя – островок спокойствия в этом бушующем загадками мире.

- Где же ты была, моя хорошая? – Разглядывает она меня, отстраняясь.

В ее взгляде мелькает беспокойство.

- Гуляла со своей новой знакомой. – Отвечаю я.

И это почти правда.

- Правильно. Нужно заводить друзей. – Ингрид треплет меня за плечи, затем за щеки и с улыбкой касается моих волос. – Что ж ты опять прячешь свою красоту? – Ее длинные пальцы ловким движением стягивают с них резинку. – Вот так лучше. Ты – красавица, Нея, помни об этом.

Я сутулюсь, чтобы из-под ворота водолазки не показались следы на шее.

- Тебе это кажется.

- Уверена, все мальчишки считают так же. – Улыбается она.

Тетя разглядывает меня с любопытством. Что-то в моем поведении или внешнем виде заставляет ее насторожиться. Еще неделю назад я бы вывалила на нее все, что со мной происходит, и что меня волнует, но теперь все иначе. Я уверена, Ингрид знает об особенностях этого города не меньше Сары, но почему-то не спешит рассказывать мне.

- Ты здорово здесь все оборудовала. – Замечаю я.

- Нравится? – Оживляется она. И едва не приплясывает, показывая мне обстановку. – Здесь столько воздуха! Столько пространства! Как тебе стол? Он из массива дуба. Шикарный, правда? Отличное рабочее пространство для фасовки лекарственных растений! А полки? Это Андерс их смастерил.