Поцелуй любовника - [9]

– Кто ты? – спросила она, завязывая грязный плащ под подбородком.

– Адам – первый мужчина, ставший жертвой женского коварства.

– Нет, правда?

– Зови меня Ник. «Старина Ник» – так зовут сатану.

– Меня раздражает твой легкомысленный тон, и я знаю, что ты скрываешь свое истинное лицо, – процедила она, осторожно ступая босыми ногами по дощатому полу. Ее атласные туфельки, изорванные и перепачканные, валялись у кровати, и она надела их с гримасой отвращения.

– То же можно сказать и про тебя, – парировал он и снял котелок с молоком с таганка. Налив молока в оловянную кружку, он протянул ее пленнице. – Это все же лучше, чем ничего.

Она не стала возражать, поскольку ее желудок давно уже выводил рулады, несовместимые с образом благовоспитанной леди. Не отказалась она и от куска хлеба и, присев на кровать, впилась в него зубами.

В хижину вошел Ной и снял потрепанную треуголку.

– Лошади готовы.

Ник кивнул и быстро допил молоко.

– А карета?

– Ждет вас на дороге. Конюх мне сперва не поверил, когда я ему сказал, что вам нужен экипаж. Но я ему наплел, что вы поедете впереди остальных гостей, а карета вам нужна, чтобы отвезти домой мисс Делицию.

Ник ухмыльнулся.

– Какое счастливое совпадение – сестры сегодня нет дома. Она слишком любопытна.

Он повернулся к Серине, которая с интересом слушала их разговор.

– Я отвезу вас в столицу, а ваши пожитки вам вернут, как только мы отыщем кучера. Куда направлялась ваша карета?

– Постоялый двор «Гусь и свинья» на ПэллМэлл. – Серина потупилась, чтобы он не прочел по ее глазам, что она лжет.

– Странно. Никогда не слышал о таком, а я хорошо знаю Лондон.

Она не могла сказать ему о своем единственном предполагаемом пристанище – у модистки на Хеймаркет, родственницы ее старой няньки. Скорее всего кучер направился прямо туда или обратился в ближайший магистрат.

Она поежилась, подумав о том, чем ей это грозит. Если они узнают… Если узнает Лютер… Нет, только не он! Она отставила кружку.

– Терпеть не могу молоко с пенкой, – капризно протянула она, чтобы отвлечь его внимание. На самом деле и молоко, и хлеб пришлись ей по вкусу.

Он бросил на нее презрительный взгляд.

– О да, этот сарай недостоин истинной леди. Бесконечно сожалею, что ваши ноги ступают по грязному полу ветхой лачуги.

Прекрасно понимая, что его это еще больше разозлит, она высокомерно вздернула нос.

– Я тоже. Так мы едем? Грязь и нищета действуют мне на нервы.

– Вы бессердечная, избалованная дамочка, мисс Ева. – разозлился Ник, накидывая плащ. Затем он стряхнул пыль с черной треуголки, отороченной мехом, и нахлобучил ее на голову.

Ной смерил Серину угрюмым взглядом, и она мысленно попросила у него прощения. Она знала, что такое нищета, хотя и выросла в роскоши. Да, она никогда не заходила в крестьянскую лачугу, но сердце ее сжималось от боли при виде бедняков.

Отец ее был жестоким, холодным и безжалостным человеком. Она ненавидела его и любила. И даже сейчас она ощущала над собой его мрачную тень. Две недели назад она стала совершеннолетней, и впереди забрезжила свобода, но тут случилось несчастье…

Она обхватила плечи руками, чтобы унять дрожь.

– Идем, – поторопил ее Ник. – Если мы хотим приехать в Лондон до темноты, надо поторапливаться.

Он помог ей забраться на серую кобылку, и двадцать минут спустя они уже неслись во весь опор по дороге на Лондон в старой карете, которая не шла ни в какое сравнение с ее щегольским экипажем – обивка обветшала, и оси скрипели.

Ник за всю дорогу не промолвил ни слова. Он даже не смотрел в ее сторону. Ясно, он только о том и мечтает, как бы поскорее от нее избавиться.

– Я удивлена, что вы согласились сопровождать меня в Лондон, мистер Ник. – Она добавила язвительное «мистер», чтобы он почувствовал разделяющую их пропасть. – Ваш род занятий предполагает скорее жестокость и бессердечие.

– Пусть так, но я хотел удостовериться, что вы доедете благополучно. Леди может путешествовать одна, но коль скоро вы в моей власти, честь обязывает меня защищать вас.

– Честь, сэр? Да вы шутите! Сомневаюсь, что вам известно значение этого слова. По вас виселица плачет.

Она плотнее закуталась в рваный плащ и посмотрела ему прямо в глаза. Щеки его вспыхнули, глаза гневно сверкнули. И хотя он и пальцем не пошевелил, его ярость ударила ее так, что у нее перехватило дыхание.

– Мистер Ник, я надеюсь, вы остановитесь у первой же приличной гостиницы в Лондоне и отпустите меня. Там наши дороги разойдутся.

В его голубых глазах горела ярость, лицо побледнело.

– Думаю, нет. Я вам не доверяю. Вы видели мое лицо. Я мог бы проводить вас прямо к Генри Филдингу, верховному судье Вестминстера, чтобы вы меня выдали властям. Полагаю, он мечтает очистить дороги, ведущие в Лондон, от разбойников и грабителей.

– И ты один из них! Преступник, который грабит безобидных путешественников, заслуживает наказания!

– И вы бы с радостью донесли на меня? – хрипло спросил он. Она не ответила. – В этомто все и дело! – сказал он. Она не поняла, что означает эта фраза.

Ей все стало ясно, когда карета прогрохотала без остановки мимо нескольких гостиниц в районе Саутуорка. Они проехали вдоль Темзы и свернули к мосту Блэкфрайарз. Она узнала его по картинке. В Лондоне она была впервые.