Поцелуй феи - [19]

— Ну вот, меня и в рыцари записали уже, — поиронизировал Рун. — Жаль, нет у меня ни коня, ни меча, ни доспехов. Один только нож. Зови меня теперь сэр Рун, раз я рыцарь.

— Рун, тебе не нравится, что я назвала тебя рыцарем? — удивилась Лала. — Не любишь рыцарей?

— Да почему. В детстве лишь им себя и представлял. Несбыточная мечта. Не бывает крестьян-рыцарей. Только знатные особы.

— А сейчас всё ещё хочешь быть рыцарем?

— Твоим да.

— Когда я обрету могущество, может и рыцарем сделать тебя смогу. Правда может и не смогу. Не считай это обещаньем, Рун, ладно? Тут надо, чтобы король или герцог какой тебя в рыцари посвятил. Подвиг придётся какой-то для начала придумывать. Чтоб славу обрести. Стать воином великим.

— Рыцари вроде люди чести. Кто ж рыцарем становится через магию? Обман это.

— Ой. И правда. Вот я глупая! — посетовала Лала.

— И ты дала обещанье, что не будешь творить для меня чудеса. Если только ты не хочешь зацеловать меня в конце, — усмехнулся Рун.

— Какой же ты! — Лала покраснела и замолчала, надувшись.

— Прости, не удержался. Больше не буду напоминать тебе о…  твоей жертве. Просто иногда забываю, насколько она для тебя серьёзна.

— Забывает он! Только что-то забыть никак не может! Всё о ней и думает, — буркнула Лала. — Знаешь, Рун, это было неправильное обещанье. Надо было сказать, что оно отменится, как только я обрету могущество.

— Жертву ты хотела бы отменить? — аккуратно спросил Рун.

— Жертва есть жертва, и она уже принесена, — произнесла Лала со значением. — Отменить её, значит обесчестить себя. Такое нельзя отменять, иначе это будет обман. Я имею в виду, когда ты меня полюбишь, мои чудеса уже не смогут влиять на магию твоих объятий. И обещание не колдовать для тебя станет бессмысленным.

— Если бы обещанья можно было отменять, они не были бы обещаниями, — покачал головой Рун. — Лаланна, самое большое чудо в том, что ты, прекраснейшая из фей, находишься рядом. О каких ещё дарах можно мечтать?

— Спасибо, мне очень приятно, Рун. Слышать это. И быть с тобой здесь, — мило улыбнулась Лала.

— Хочешь обниму? — предложил Рун.

— Глупый, я всегда этого хочу. Если объятия от чистого сердца.

Он подошёл, сел рядом. Она привалилась к нему, опустив крылышки, он обхватил её руками. Её личико тут же словно вспыхнуло, озарившись счастьем.

— Расскажи мне о себе, Рун, — попросила она тихо умиротворённым голоском, прильнув к нему поуютнее. — Почему ты говоришь, что всегда один? В вашей деревне мало людей?

— У меня родители…  не стало их давно, — спокойно начал Рун своё повествование. — Я их даже не помню. Братьев и сестёр тоже нет. Я всегда жил с дедушкой и бабушкой. Дед умер несколько лет назад. Дома одна бабуля. Когда я был младше, повздорил я как-то с сыном деревенского главы. Сильно повздорил. Он взял с собой дружка и пришёл меня проучить. Только я довольно силён всегда был. А ещё когда дерусь, в ярость впадаю неимоверную, как говорят, держите меня семеро. Ну и поколотил их обоих. Он взял в помощь пару ребят постарше. И снова пришёл. Тут я понял, никак мне теперь не победить, решил пусть мне достанется, но и он пожалеет. Ни на кого не обращал внимания, вцепился в него и уже не выпускал. Крепко меня отделали тогда, но и ему очень не поздоровилось. Кажется, он месяц потом из дому не выходил. С тех пор невзлюбила меня его семья. Всего-то какой-то деревенский глава. Но боятся против него идти у нас. А его дочки, сестрички сына главы, стали ещё распускать обо мне разные слухи мерзкие. Однажды шёл я впереди его сестры и ещё двух девушек, одна мне нравилась очень, кстати, в то время. Далеко они были, но ветер дул от них в мою сторону, все их слова до меня долетали, будто рядом я. А они, наблюдая мою спину, обо мне и судачили. Такого о себе наслушался. Много нового узнал. А ещё мой недруг главный с сотоварищами стал пакости разные деревенским творить. Да на меня сваливать. Мол, видели, как я делал, или был в том месте как раз. В общем, меня другие ребята начали сторониться, и взрослые тоже стали особо не жаловать. Считают, злобен я и непредсказуем. А я сказал себе: «чёрт с вами со всеми, вы мне тоже не нужны». Городок у нас маленький, все всех знают, вскоре и там обо мне испортилось мнение. И ничего не докажешь никому. В подмастерье меня не желает никто. В работники брать не хочет. В основном на речке рыбу ловлю да в лесу промышляю по мелочи. Так и живу последние годы. Привык уже, кажется, без людей и нормально. Когда никого нет рядом, мир словно весь мой. Река моя, лес мой. Единственно, заболеешь если или ногу, там, подвернёшь, особо не погуляешь, тогда приходится отлёживаться дома. В морозы тоже зимой. А когда здоров и тепло, одному хорошо, не шпыняет никто, не выпорет, как дядю моего, когда он ошибку допустит в грамоте. Он писарем в замке служит, письма да грамоты барону составляет. Я свободен вроде как. Один раз на разбойных людей наткнулся в лесу, но мал ещё был, и с меня взять-то нечего, не тронули они меня.

— Грустная история, — вздохнула Лала.

— Вовсе нет, — возразил Рун. — Ко всему привыкаешь. Иногда конечно думаю, каково это, быть не одному. Вижу, как парни с девушками гуляют, весело им. А потом смотришь, как у соседей у одних вечно шум да драки в доме, у других дети голодные по лавкам сидят, и ещё подумаешь, одному лучше или с кем-то.