Поцелуй богов - [89]

— Ладно, дорогуша. — Хеймд встал. — Я, пожалуй, тронусь. Первая порция прибывает через полчаса. Привезу их прямо сюда.

Телефон снова зазвонил.

— Хай! Привет. — Голос Ли приутих на три ступени и понизился на октаву. — Да, он мне говорил. Здорово. Успехов. Пока нет. Уверена. Передаю. Дорогой, это тебя Айсис. — Она изобразила улыбку.

— Айсис, привет.

— Спасибо, что вчера пришел.

— Не за что. Было забавно.

— Не было. Съемка тебе показалась тягомотной, наивной и скучной.

— Ну если чуть-чуть. А песня звучит хорошо.

— Слушай, хочешь сегодня пообедать?

— Пока не знаю. Давай я тебе перезвоню.

— Хеймд! — крикнула Ли вслед шоферу. — Можете устроить Джону другой номер? Нам нужна эта линия.

— Извини, — проговорил Джон.

Первый из американцев прибыл ровно через час. Потеющий приземистый мужчина в мятом хаки с жесткой щеточкой усов.

— Ли, только ради тебя. Иначе ни за что бы не полетел. Я первый?

— Я так рада, Т. П. — Ли метнулась через комнату и обняла вошедшего. — У нас тут проблема.

— Нет ничего такого, что бы мы не уладили. Абсолютно ничего. Где мне можно подключиться к телефонной розетке? И еще кофе! До смерти хочу кофе.

— Подключайся где хочешь. Займи кабинет Джона. Это дальше по коридору.

— Здравствуйте, я Джон, — представился Джон.

— Ах да, это Джон — поэт.

— Рад познакомиться. Ну хорошо, Ли. Мне надо сделать несколько звоночков. Сама понимаешь: я тут, а колесики вертятся. — Он, пыхтя, потянулся по коридору к кабинету, крича на ходу, чтобы не забыли про кофе.

— Я сварю, — предложил Джон. — С молоком или с сахаром?

— Без кофеина. Без калорий. Послаще и пожиже.

— Т. П. — самый лучший на свете газетчик, — объяснила Ли.

— Твой агент?

— Нет, в свободном полете. Специалист по кризисам.

— Но у нас нет никакого кризиса.

— Вот я и хочу, чтобы его не образовалось. Ладно, я знаю, что делаю. Так что не путайся под ногами. Иди наверх, послушай свою запись.

Американцы продолжали то и дело прибывать по одному и по двое — появлялись на сцене, как второстепенные персонажи в комедии ситуаций: хлопали дверью и выкрикивали в комнату риторические вопросы. Ли с каждым здоровалась и обнималась. Менеджеры, агенты, учителя дикции, учителя пластики, массажистка, гасители критики, технические директора, содиректора и повар. Ко времени чаепития дом превратился в нечто среднее между клубом профессиональной братии и штаб-квартирой избирательной кампании. Все розетки опутывали провода модемов и ноутбуков. Постоянно раздавался лепет мобильных телефонов. В спальнях собирались группки, возникали спонтанные совещания. Из кухни по коридорам не прекращалась поставка закусок.

— Эй, кто-нибудь обещал эксклюзив по поводу гардероба Ли женским иллюстрашкам от восемнадцати до тридцати пяти?

— Что с приемом всяких знаменитостей?

— После публикации и передачи на ТВ. Но не здесь — обоснуемся в гостинице.

— Прекрасно.

— Постойте, а как быть с любовью?

— Подпусти туману: мол, одинокая, но счастливая.

— Заметано. Кстати, слышали, Джордж в городе? Может, организовать слушок: фотографию у ресторана или где-нибудь еще?

— Не знаю. Его развод еще тянется?

— Фотография в выходные пробомбила многие издания. Он замазан. Ему от этого будет куда больше выгоды, чем нам.

— Ладно, кто-нибудь добыл королевскую особу?

— Работаем. Времени чертовски мало. Эй, у кого-ни-будь есть на примете принц, чьи ноги достают до ковра, когда он сидит? Запросите Францию, Голландию, Германию.

— А разве во Франции есть принцы?

— Если мне нужно, будут.

Ли провела день в кровати — принимала американцев по одному и парами. Ее гладили, умасливали, массировали. И в кругу своей читающей с экранов, похлопывающей по щекам и пожимавшей плечами гвардии соотечественников значительно улучшила моральный настрой. Повеселела, улыбалась, важничала и выслушивала потоки комплиментов и уверений. Кто-то прицепил к кровати крохотный американский флаг.

Джон слонялся по дому, то и дело извинялся и постоянно кому-то попадался под ноги. На кухне двое толстых американцев заглубились в холодильник и рылись в поисках правильного сорта содовой — содовой вообще без ничего.

— Так о чем эта пьеса?

— Пьеса? Что б я знал. Театральная муть — никого не трогает.

Джону сделалось не по себе, и он вышел в сад. Вдохнул белесый воздух. Он пах сигарами. У стены мерцал огонек.

Хеймд.

— Я гляжу, вы чувствуете себя неприкаянным.

— Да. Слишком много народу.

— Хотите пообедать?

Они отправились в ресторан на крыше дорогого отеля в Уэст-Энде. Меню оказалось интернационально-американским — с упором на коктейли. Кроме них в зале занимали столик японцы, явно ошарашенные тем, насколько вымершим казался этот уголок распутного Лондона.

— Мне здесь нравится, — признался Хеймд, заказав сложный гамбургер. — Безлюдно, никакой шумихи. Можно просидеть сто лет и не наткнуться на знакомого. Принцесса Маргарет могла бы трахнуть Мадонну на ковре пристяжным пенисом, и никто бы никогда не узнал.

— Сомневаюсь.

— Нет, нет, можете рассчитывать здесь на скромность. И гамбургеры вкусные. Что, плохи дела?

— А вы как полагаете?

— Перестаньте, Джон. Я с кем говорю: с вами или с одним из этих «держи-хватай»?

— Да, дела плохи. У Антигоны и Ли, у меня и у Ли, у Ли и Антигоны. По сути дела, мы с Антигоной только друг друга и понимаем. Но даже я на нее зол. Ничего не понимаю. Такое впечатление, что плохой конец не предотвратить. Я не хочу, уверен, что Ли тоже не хочет. Но нам словно предначертано расстаться из-за этой пьесы.