Побег в Зазеркалье - [9]

— Позвольте на правах хозяина вмешаться в ваш разговор и исправить досадное недоразумение, — произнес теперь уже джентльмен в диковинном халата Доржиева, учтиво склонив голову в сторону незнакомки. — Сегодня наше общество украшает своим присутствием графиня Елена Павловна Окладская!

Имея в активе пятьсот лет подтвержденной родословной ливонских рыцарей, Унгерн, тем не менее, в дамском обществе всегда тушевался. А слабый пол пугали его глаза: что-то первобытно-дикое, какой-то странный блеск во взгляде барона отмечали светские красавицы и оживленно шептались за его спиной. Уже и не вспомнить кто и когда окрестил его Черным Всадником. Все лучше, чем «барон-второгодник», как между собой прозвали Унгерна приятели — в память о его неудачах в Морском кадетском корпусе.

Итак, графиня Елена Окладская. Опять графиня, опять женское начало, опять условности и разговоры ни о чем? Но веер — он здесь, он рядом. Унгерн узнал его. Значит все-таки Дама с веером, Повелительница Драконов, та, ради которой он и примчался сюда, в это странное место…

«У нас много общих друзей, Роман Федорович…», — Унгерн еще не привык к своему русскому имени и отчеству, поэтому быстро взглянул на Доржиева, устроившегося напротив. Для родни барон оставался Робертом-Максимилианом, сыном остзейского аристократа Теодора-Леонгарда-Рудольфа Унгерна фон Штернберга и немецкой баронессы Софи-Шарлотты фон Вимпфен.

— Здесь частые гости капитан Громбгевский, полковник Резухин, поручик Ощепков, — продолжал Доржиев. — Они много рассказывали про вас и я решил, что нам пора встретиться. Того же желает и Елена Петровна…

В натопленной юрте жарко. Оставив полуприкрытой грудь, графиня откинула шкуры и лениво обмахивалась веером. Драконы на веере сидели смирно, мирно дремали, погруженные в свои драконьи сны.

Больше всего Унгерна удивляло то, что здесь его ничего не удивляет. Да и чему, собственно, удивляться? Монгольская юрта на окраине Петербурга, тибетский монах с манерами лондонского денди, полуголая графиня в звериной шкуре, на ее веере свирепые драконы, только прикидывающиеся тихонями. В его жизни, в жизни его предков всё так — дед, остзейский купец-лютеранин, ни с того, ни с сего принявший буддизм, прадед, барон-разбойник, соорудивший на своем диком острове ложный маяк и погубивший на скалах десятки кораблей.[4] И, наконец, он сам, Черный Всадник — ночной кошмар мирных обитателей загородных петербургских дач.

— …Россия готова принять свет истины с Тибета, а Тибету нужна Россия, — голос Доржиева доносится издалека, мягко и вкрадчиво, его хочется слушать, он осветляет мысли и будит воображение. В беседе медленно течет время, пенится в пиалах сома, любимый напиток богов и поэтов…

— …Наши горы, наши монастыри — место, куда из сопредельных стран приходят умирать мудрецы. Так, Великий учитель Лао-Цзы из соседнего Китая, состарившись, отправился к нам, пересек границу и больше никто никогда его не видел. Индийские махатмы приходят на Тибет произнести свое последнее слово, чтобы их услышали именно здесь. Но нам не нужны англосаксы, временно подчинившие нашу страну. Торгашам — посланцам погрязшей в пороках и безверии западной цивилизации — не место на Крыше Мира! Это престол Будды и он с печалью взирает на суету у своих ног, на грязную возню и интриги, которые затеяли европейские варвары, опутавшие своими колониями половину мира. Тибетцам не нужны их жестянки с какао, дурацкие патефоны с отвратительными звуками, которые они называют музыкой, их ткани и спиртное. Нам не нужны их болезни; десять тысяч лет наш народ дышит чистым воздухом горных вершин и пьет чистую воду, которой утолял жажду сам Будда…

Англосаксы хотят выведать наши тайны, как воры рыщут по нашим монастырям, не зная, что Тайна тайн уже давно не здесь. Семьсот лет назад к нам пришел великий Чингис-хан и мы сами отдали ему то, что он искал…Эти глупцы из погрязшей в неверии и распутстве Европы хотят найти и остановить Колесо Закона, а вместе с ним в этом мире остановится и время…

Уже ночь. Барон не спит, нет. И это не сон, не могут присниться летящие по небу огнедышащие кони, гортанные крики небесных всадников — Дикая Охота Чингиса — Сотрясателя Вселенной…

— …Но возвращается великий Чингис, возвращается дабы покарать нечестивцев! — взмахом руки Доржиев отворяет бесконечную черноту ночного неба над юртой. Теперь оттуда, сверху, хорошо виден и сам Доржиев в молитвенном экстазе, и барон, уже лежащий ничком, вытянув перед собой руки.

— Истинный Владыка Мира не умер — никто и никогда не видел его могилы. Он уже здесь, я чувствую его. Сейчас он выберет себе тело, одного из нас, телесную оболочку своего земного бытия…

Черный конь бьет копытом у юрты. Кто звал его, где его хозяин? Начавшись семьсот лет назад, в монгольских степях, бесконечная цепь реинкарнаций замыкается сейчас и здесь, на Черной Речке, на окраине Петербурга.

Доржиев простер руки к небу и произнес:

— Ом Мане Падме Хум!

Унгерн, неожиданно для себя, ответил:

— Татхату, нхат!

Слов таких он не знал, но неведомая, отныне поселившаяся в нем сила заговорила на чужом языке и чужим голосом. На чудесном веере ожили драконы и, играя, принялись гоняться друг за дружкой. Быстро и плавно вращается Колесо Закона, мелькают спицы Восьми Основ Всего Сущего, отсчитывая время, не нами отмеренное этому миру… Вращаются священные барабаны судьбы, листая бесконечные свитки молитвенных мантр. Вращение передалось юрте, пол и потолок стали меняться местами…