Побег - [20]

- Отдай немедленно, что вручил тебе Генрих! Не отдашь - умрёшь!

- Боже ты мой, - простонал Ерофей, - ну что вы все ко мне привязались?! Я домой хочу! На хрена мне ваши местные короли, мне своего президента достаточно!

Но люди на дороге угрожающе придвинулись ближе:

- Перстень и письмо! - крикнул вновь тот, что прятал в капюшоне лицо.

- Ну, всё! Больше не могу! Видит Бог, как вы все мне надоели! - и Ерофей мгновенно выхватил из седельных сумок два пистолета.

Выстрелы грохнули неожиданно и точно: два всадника завалились на бок. Ерофей, отбросив разряженные пистолеты, выхватил другие, и ещё двое упали с коней. Ерофей тут же выдернул из ножен шпагу и быстрым выпадом пронзил грудь человека в капюшоне. Остальные, увидев, какой урон понёс их отряд за короткое время, ринулись в лес - своя шкура дороже.

Ерофей тоже не стал искушать судьбу, не бросился вдогонку, а со всего разбега рухнул в реку, заорав на всю округу от ледяной воды, в которую окунулся. Хорошо, что река была неширокой, а Султан - мощным конем, и вскоре вынес седока на другой берег.

Ерофей пустил коня в галоп, чтобы тот согрелся, зато сам в мокрой одежде продрог на ветру до самых костей, и ничего не оставалось иного, как забраться в чащу, развести костер и обсушиться. К счастью, кресало и трут не пострадали от воды, и Ерофей быстро зажёг огонь. Зато усилилась боль в раненом плече. Рана только-только стала заживать, а после таких «физических упражнений» могла вполне раскрыться. Радовало лишь то, что следовал он уже знакомой дорогой, знал её. Но сейчас Ерофей не поехал в Орлеан, как они сделали раньше с Гермесом и Пьером, а решил пробиваться в Шатодиен к отцу Мари. Уж там-то найдёт обязательно помощь и защиту в награду за спасение дочери.

Обсушившись у костра, Ерофей вновь отправился в свой нескончаемый и до чёртиков надоевший путь, намереваясь без остановок добраться до Шатодиена. Он устал, был голоден и хотел выспаться в чистой постели, посмотреть телевизор, а без Гермеса всего этого ему не видать как своих ушей без зеркала.

До Шатодиена Ерофей добрался без особых трудностей, если не считать, что принял стадо коров за отряд солдат.

Он мчался вперед по полю меж скошенных пшеничных полей, и вдруг увидел впереди пыльное облако - здесь, видимо, не было давно дождей, и поверхность дороги превратилась в мелкий сыпучий порошок. Ерофей пришёл в ужас от этого видения - не иначе навстречу движется крупный вражеский отряд. А это - не десяток перепуганных дозорных. «Ну что же… - решил Ерофей. - Раз суждено погибнуть, так - с музыкой!» - и пришпорил Султана.

Конь устремился решительно вперед, неся в седле не менее решительного всадника. Но разгневанные крестьяне - это вам не солдаты-наемники, которые любят получать деньги за службу, не особенно в ней усердствуя. Поэтому Ерофей к своему изумлению увидел впереди пыльного облака около десятка крепких мужчин с деревянными рогатинами наперевес, а за ними в оседающей пыли… коровьи рога.

Ерофей вздыбил Султана. Конь обиженно заржал от бестолковых команд хозяина: то в галоп, то стой… Крестьяне были удивлены, наверное, тоже не менее Ерофея, приняв его, видно, за какого-нибудь сумасшедшего странствующего дворянина: наверное, в то время тоже жили «дон Кихоты». Ерофей же стремительно пронёсся мимо, чувствуя, как огнём горят и лицо, и уши: это надо же - принять стадо коров за воинский отряд!

Ерофей оказался прав относительно отца Мари: приветили его по высшему разряду. Правда, когда он передал письмо Мари, то вышел конфуз, потому что строки письма расплылись от вынужденного купания Ерофея в реке. Но когда показал иконку, подаренную девушкой, рассказ его больше не подвергался сомнению.

Усталого путника под дружные охи и ахи служанок и няни Мари заставили вымыться с дороги. Раны его смазали какими-то мазями, перевязали. Юношу накормили так, что его живот, казалось, лопнет, а потом торжественно проводили в постель. И едва коснувшись щекой подушки, Ерофей тут же заснул крепко и без снов, совершенно безмятежно, потому что Ерофей понял: отец Мари - сообщник Генриха и не допустит, чтобы в его доме схватили посланца уважаемого им человека.

Ерофея в доме барона Лавасье, конечно, никто не тронул, но только выехал он из Шатодиена по дороге на Шартр, то заметил, что находится под неусыпным наблюдением. Видимо, люди герцога Майенского сменили тактику, решив не убивать вражеского курьера, а проследить, к кому он едет. Вероятно, поняли, что гонец и в самом деле не имеет при себе никакого письма. Такое обстоятельство весьма понравилось Ерофею. Он одобрительно подумал: «Что же, с их стороны это очень и очень разумное решение: не убивать меня. А что будет дальше, то - ки вивра вэра, как говорится, поживем - увидим».

Ерофей подъехал к Парижу со стороны Версаля. Он с трудом пробирался между повозками, которых было видимо-невидимо на дороге. Одни крестьяне везли в Париж провиант, другие возвращались обратно, и чем ближе был Париж, тем больше «забивалась» дорога. Туда-сюда курсировали солдаты, и следовало быть настороже. Но близость конца пути придала Ерофею силы, он постоянно подбадривал Султана и шпорами, и плеткой, чего, конь, конечно, не заслуживал - и так постоянно скакал изо всех сил.