Побег из страны грез - [17]

Она принесла новенькую к себе и те три дня, что бедная девушка металась в горячке, выкрикивая то мольбы, то проклятия, не отходила от нее, будто родная мать. А в последнюю ночь, почувствовав, что мучения девушки стали невыносимыми, вынесла ее из своей камеры наружу, желая, чтобы ее душа ушла с ветром.

Она и сама не понимала, чем ей так приглянулась эта девушка, еще совсем девчонка. Было в ней что-то такое, что заставило душу грешницы, опустошенную совершенным грехом, растрескавшуюся, как иссушенная земля, выпустить слабый зеленый росток. У той девчонки, имя которой так и осталось неизвестным, были такие глаза, воспоминание о которых будет сопровождать ее все оставшиеся дни-века ее жизни-нежизни. В них, глазах-колодцах, тонули звезды, и казалось, будто звезды отражаются не в них, широко распахнутых навстречу отвернувшемуся от ее молитв небу, а наоборот – в небе.

Та девочка, уже болью, которая разлилась океаном в ее глазах цвета пепла, могла искупить грехи не только свои, но и всех их. И быть прощенной. Но мучилась так тяжело, как самая последняя грешница. Мучилась, будто нечто терзало ее изнутри, разрывало в поисках выхода внутренности. И лишь на исходе третьего дня это нечто вырвалось наружу. «Оставьте меня!» – были последние слова той девушки с глазами цвета пепла. Выкрикнув их, она будто избавилась от мучившего ее демона. И наконец-то испустила дух.

…Сейчас, увидев на полу светлое пятно, грешница подумала, что с этим солнечным лучом к ней заглянула та девочка, чтобы передать немую благодарность. Чтобы дать надежду, что своими страданиями они вымаливают прощение тех, против которых преступили. Тех, которых погубили.

IV

Собираясь на работу, Алиса не могла отделаться от липкого, как растаявшая карамель, ощущения, будто за ней кто-то наблюдает. И не в щелку, украдкой, а так, словно она находится на виду, как участница телешоу, заключенная в помещение со стеклянными стенами и понатыканными везде камерами. Каждый жест, каждое движение «проглядывается» со всех сторон – не скрыться. Откуда взялось это ощущение, она не понимала, и это тревожило. Может, с ней самой что-то не так? Слуховые галлюцинации вкупе с ощущением, будто попала под слежку… Кому расскажи – отправят к психиатру.

Засыпая во вскипевшее молоко овсянку, Алиса старалась вспомнить, не было ли у нее в роду случаев шизофрении, но ничего подобного припомнить не могла. Правда, тетка по папиной линии отличалась экстравагантностью, но то была «чудинка» стареющей женщины, пытающейся всеми силами догнать уходящий поезд молодости и все никак не желающей принять то, что в жизни наступила осень. Тетка даже отрицала золотую пору бабьего лета своего возраста и упорно наносила на лицо «молодящий» макияж в розовых тонах, одевалась как тинейджер, заплетала выбеленные волосы в две тонкие косицы. Но можно ли отнести теткин случай к заболеванию? Алиса покачала головой, не соглашаясь, хоть и звала ее про себя сумасшедшей. И тут девушка спохватилась: выискивая в роду случаи шизофрении, она тем самым как бы принимала то, что подозревает начало заболевания у себя. «Нет!» – воскликнула Алиса про себя и тряхнула головой. Она здорова, а то, что произошло… Ну и что, что этому нет объяснения. Будто мало на свете всяких необъяснимых явлений!

И все же девушка решила для собственного успокоения войти на работе в Интернет и почитать про различные психические заболевания. Не нравится ей то, что случилось дважды. Не нравится и то, что все утро она чувствует себя лабораторной мышкой, за которой следят десяток пар глаз ученых-экспериментаторов.

Впрочем, готовя завтрак, раскладывая по тарелкам овсяную кашу, она ловила на себе и настороженные взгляды мужа. Сережа не умел наблюдать скрыто, хоть и думал, наверное, что его взгляды остаются не замеченными женой. Не умел ни врать, ни скрывать что-либо, был открыт, как ладонь. И это было, с одной стороны, хорошо, но с другой… Именно сейчас это его топорное неумение делать что-то скрытно Алису очень раздражало, нервировало и злило. Под взглядами мужа она была будто под софитами. Вся на виду – мимика и жесты, выдающие волнение. И хоть Алиса понимала, что это связано со вчерашним происшествием, не получалось отвязаться от мысли: муж поглядывает подозрительно потому, что ему стало известно о ее тайной переписке.

– Ну что ты так на меня смотришь?! – не выдержала она в тот момент, когда Сережа уж совсем стал откровенно провожать взглядом каждую ложку с кашей, которую Алиса отправляла себе в рот.

Муж встрепенулся и заморгал, будто его поймали с поличным.

– Так… Ничего. Беспокоюсь за тебя. Ты вчера меня здорово напугала.

– Я в порядке, – буркнула Алиса, опуская взгляд в тарелку. – И не сумасшедшая, – добавила после того, как Сережино ответное молчание на ее реплику показалось слишком уж красноречивым.

– Я этого не говорю!

– Ну и хорошо. Давай оставим эту тему. Ешь кашу. Нам выходить через пятнадцать минут.

Завтрак прошел в тишине: они не обсуждали, как обычно, новости, не строили планов на будущий вечер. Доели, молча, каждый свою порцию, так же молча составили тарелки в раковину, выпили чай. «Будто мы в ссоре», – подумала Алиса, и ей захотелось сделать что-то такое, чтобы убедить себя в том, что это не так. Порывисто броситься мужу на шею, крепко-крепко прижаться к нему всем телом, потереться носом о пахнущую пеной для бритья щеку – как она делала обычно, еще совсем недавно. Но почему-то Алиса сдержала этот порыв.