Побег из Шапито - [22]
Сохраняя академическое спокойствие и неизъяснимое достоинство, Петер занял место в центре «арены». Запел чистейшим тенором:
Публика была покорена.
– Ай да Петер, ай да молодец, – приговаривал Михайло Ломоносыч, смахивая слезу. – Говорит ни в склад ни в лад, а спел-то как безупречно! Талант!
– Браво! – умилённо пролаяла Лисёна.
– Таких надо в артисты, а не в послы, – глубокомысленно изрёк Серёга.
А Колючий промолчал, потому что считал себя проигравшим по всем статьям.
Под гром оваций петух раскланялся, посылая зрителям воздушные поцелуи, и уселся рядом с друзьями.
– Замечательно, Петер, ты показал настоящий уровень, – шепнул Гуру Кен.
– А что, товарищ кенгуру, не хочешь ли и ты удивить нас каким умением? – спросил Михайло.
– Всё, что я умею, так это боксировать, – сказал Гуру. – Я чемпион мира сразу по трём версиям. Меня тренировал сам Костя Дзю. Кстати, мой друг. И если кто-то хочет провести со мной пару раундов, то я с радостью дам мастер-класс.
Тамбовчане притихли.
– Кхе… Кхе, – вежливо покашлял в кулак Михайло. – Раз желающих нет, то я, так уж и быть, тряхну стариной. Ну, на правах главы леса.
– Ты чего, Ломоносыч? – одновременно зашипели ему в уши Лисёна и Серёга. – Брось ты эту затею!
Друзья кенгуру тоже усомнились в необходимости драться.
– Зачем тебе это, Гуру? Как бы конфликта не случилось! – отговаривал австралийца скунс.
Боксёр усмехнулся:
– Всё под контролем, Парфюмер. Он неповоротлив, попрыгаем, он быстро устанет, я нанесу пару акцентированных ударов, вот и всё. Эм Си, будешь рефери?
– Йо, без проблем!
Шимпанзе пригласил Гуру Кена и Михайлу на площадку, временно ставшую рингом.
Кенгуру пружинисто запрыгал, всунул лапы в перчатки, замолотил перед собой. Его кулаки ходили так быстро, что сливались в две красные линии.
Медведь вышел вразвалочку, добродушно отмахиваясь от лисы с волком.
– Да что вы заладили? Брось, брось… Что я, без понятия, что ли?
– Бокс! – скомандовал Ман-Кей.
Гуру молниеносно подскочил к оборачивающемуся Михайле и нанёс ему акцентированный хук правой. Только вместо челюсти перчатка почему-то угодила в поднятую медвежью лапу.
– Ишь ты, быстрый какой! – вроде бы удивился Ломоносыч и отвесил Гуру Кену дружескую оплеуху.
Кенгуру долго потом вспоминал тот момент. Казалось, вот она – лапа. Она ме-е-едленно начинает двигаться, но почему-то настигает голову чуть раньше, чем приходит мысль уклониться. Голова будто взрывается изнутри, из глаз стартуют снопы искр, потом темно, затем откуда-то сверху звучит голос Эм Си: «Hey, boy! Ты живой?», а после австралийский спортсмен вдруг понимает, что лежит на чём-то мягком…
Постепенно боксёр очухался, открыл глаза и даже встал. Михайло ему тактично помог, похлопал по плечу:
– Ты хороший паренёк. Суетной маленько, но удар держишь неплохо. Обычно все лежат вдвое дольше.
Состязание закончилось. Медведь, шимпанзе и кенгуру расселись, получив свою порцию одобрительных аплодисментов. На «сцену» грациозно выскользнула Василиса.
– Привет честной компании, – поприветствовала она зрителей. – Сегодня я прочитаю басню. Я посвящаю её нашему человекообразному гостю. Специально, между прочим, разучила. Эта африканская басня называется «Макака и койот».
И Лисёна продекламировала стихотворную историю, проявив подлинный артистический талант:
Нехитрую басню звери также встретили на ура. Лес редко видел концерты, всё было в диковинку. Ман-Кей, которому было посвящено стихотворение, не особо им проникся. Ему почудилось, будто над ним издеваются. Гуру Кен заметил недовольство друга.
– Не хмурься, Эм Си, – прокричал он на ухо шимпанзе. – Она не хотела тебя обидеть. Это у них такой юмор, наверное. Мне-то вовсе по башке досталось.
– А мне не ясно, что в африканской басне делает американский койот, – заявил Вонючка Сэм.
– Он есть кокосы воровать, – ответил на претензии скунса Петер.
Поднялся медведь-губернатор. Гомон стих.
– Потехе час, а делу время. Скоро совсем стемнеет. Пойдёмте-ка спать. Завтра могут вернуться браконьеры. Мы должны отдохнуть и приготовиться. А вечерком продолжим. Всем спокойной ночи!
Животные стали нехотя расходиться. Птицы вспархивали с поваленного ствола, растворяясь в сумерках. Змеи и ящерицы расползались. Ускакали зайчишки, белки. Затих вдали топот кабаньих ножек…
