Победы, которых могло не быть - [7]

Разнузданному разгулу разбоя и разврата противостоял мудрый и достойный Раймонд III, граф Триполитанский[20], назначенный регентом при несовершеннолетнем короле Балдуине IV и сохранивший верность регентской присяге. Балдуин IV скончался в 1184 году, едва достигнув совершеннолетия, а в 1186 году умер и его малолетний, болезненный племянник Балдуин V (регентом снова был граф Раймонд). Гвидо Лузиньян, авантюрист под стать Рейнальду Шатильонскому, сумевший вовремя жениться на тетке короля, узурпировал престол. Возмущенный Раймонд практически разорвал отношения с новым хозяином Иерусалима. Это было тяжелым ударом для христиан Святой Земли, так как Раймонд, единственный из баронов, пользовался доверием Саладина. В 1185 году он даже заключил с сарацинским султаном сепаратный мир, основанный на взаимном доверии и рыцарских клятвах. Однако после инцидента при Крессонском источнике, когда сарацины решили вторгнуться в Галилею, верность общему христианскому делу заставила Раймонда вернуться под руку короля Иерусалимского, своего номинального сюзерена.

В конце двенадцатого столетия Иерусалимское королевство франков оказалось перед лицом величайшего из воинственных султанов всех времен — прославленного Салах ад-Дина, сиречь Саладина. Саладин был тюрком[21], чьи предки переселились сюда из Центральной Азии, от предгорий Алтая. В десятом веке это воинственное кочевое племя вступило в контакт с исламом. Можно сказать, что обращение тюрков в мусульманство оказало на Восток столь же серьезное влияние, как обращение тевтонов в христианство — на Запад. Саладин, родившийся в семье одного из ближайших соратников султана Нур ад-Дина, эмира Алеппо и Дамаска, показал незаурядную отвагу в целом ряде сражений — как с франками, так и с непокорными мусульманскими князьками. В 1169 году он занял при Египетском халифе[22] пост визиря, а уже в 1176 году сместил последнего представителя прогнившей династии Фатимидов и принял титул султана Египта и Сирии. Королевство крестоносцев попало в прочные тиски, теперь его связи с Кипром и Европой могли осуществляться только по морю (вспомним, что в тот же самый год они лишились всякой надежды на помощь со стороны Византии). Десять с лишним лет христиане кое-как сдерживали Саладина, но затем хрупкое равновесие было нарушено двумя очень неприятными событиями. Первое из них полностью лежало на совести Рейнальда Шатильонского.

Как-то ночью шпион, примчавшийся в замок Керак, цитадель Рейнальда, сообщил о сказочно богатом караване паломников, направлявшемся в Мекку. Бандитствующий барон собрал своих приспешников, поспешно выступил и перехватил караван. Как оказалось, верблюды несли в Мекку не только золото и пряности, но и сокровище несравненно большее — сестру Саладина, «деву столь прекрасную, что соловьи забывали о розе, чтобы песнями своими воспеть ее совершенство». Султан направил ко двору короля Гвидо гонца с требованием немедленного освобождения своей сестры. Рейнальд Шатильонский, надеявшийся получить за высокорожденную девицу более чем приличный выкуп, наотрез отказался выполнить приказ короля, мотивируя свою неуступчивость тем, что он, не в пример Раймонду Триполитанскому, не заключал с сарацинами никаких соглашений.

Примерно в то же самое время (30 апреля 1187 года) сын Саладина, Малик аль-Афдал, запросил разрешение на проход своего отряда через владения Раймонда Триполитанского. Раймонд дал такое разрешение при условии, что мусульмане пересекут его земли между рассветом и закатом, не заходя в города и поселки. Чтобы появление мусульман в христианских землях не вызвало паники, он сообщил об этой договоренности Жерару де Ридефору. Но не в меру наглый рыцарь даже и не подумал ее соблюдать; в погоне за личной славой он выступил на сарацинов с отрядом из девяноста тамплиеров и десяти госпитальеров. Уверенные в своей безопасности, мусульмане разбили лагерь вокруг Крессонского источника[23]. Один из тамплиеров, Жак де Майли, попытался удержать своего гроссмейстера от опрометчивого поступка, но тот только рявкнул:

— Ты что, боишься расстаться со своей прелестной белокурой головкой? Ну так беги, если хочешь.

— Я умру, как подобает отважному рыцарю, а вот ты, гроссмейстер, ты убежишь,— парировал оскорбленный де Майли.

Его пророчество быстро сбылось. Безрассудный Ридефор, относившийся к боевому духу сарацинов с ни на чем не основанным презрением, бросил свою горстку рыцарей на семитысячное мусульманское войско. Случилось то, что и должно было случиться,— сарацины окружили малочисленных противников, захватили тех, кто не погиб в первоначальной схватке, в плен и поотрубали им головы. Ридефор же, сопровождаемый еще тремя рыцарями, покинул поле боя и бежал. Тюрки надели отрубленные головы на копья, продефилировали с ними под стенами Тиверии, а затем мирно удалились в свои земли (до заката, как и было обещано).

Даже не пытаясь разобраться в причинах этой бойни, король Гвидо созвал под свой стяг всех христианских рыцарей и приказал патриарху Иерусалима Ираклию взять Истинный Крест и присоединиться к Христианскому воинству, чтобы вдохновлять его на битву. Патриарх послушно вынес Крест из церкви Гроба Господня; вряд ли он думал, что этой святыне не суждено вернуться в Иерусалим никогда.