Победу не отнять! Против власовцев и гитлеровцев! - [41]

К сожалению, практически одновременно с этим по распоряжению члена думской фракции «Выбор России» министра иностранных дел А. В. Козырева во Францию было вывезено 20 тонн (6,5 километра) трофейных архивных материалов. Российских ученых допустили к этим архивам, считавшимся секретными, только за пять дней перед выдачей. Как стало впоследствии известно, выдано было даже больше, чем просили французы. Выполнявший распоряжение Р. Г. Пихоя постарался все сделать без лишнего шума, помешать ему мы не успели…

В сознании своей правоты

Все это произошло в конце мая 1994 г., а в июне нас пригласили в Совет Федерации на слушания, посвященные деятельности ГКР, проводимые Комитетом по культуре, науке и образованию, которым руководил академик Е. А. Строев [46]. Реституционной комиссии была дана жесткая, нелицеприятная, принципиальная оценка. Ей было рекомендовано изменить направление своей деятельности: вместо того чтобы искать все новые объекты для выдачи за рубеж, сосредоточиться на учете и поиске потерь России, с последующим предъявлением соответствующих претензий.

Главной сенсацией на этих слушаниях стал доклад доктора юридических наук, профессора Е. Т. Усенко. Дело в том, что в качестве ответа на запрос ГКР о юридических обоснованиях реституций Институт государства и права РАН дал экспертное заключение от 9 марта 1994 г., обескуражившее «выдавальщиков». Основной вывод экспертов таков: «Все культурные ценности , перемещенные в СССР по приказам ГК СВАГ, изданным во исполнение постановлений (распоряжений) компетентных органов Советского Союза, находятся на территории России на законных основаниях… Любые претензии по поводу этих культурных ценностей со стороны бывших неприятельских государств или их физических или юридических лиц должны безусловно отклоняться (выделено мной. — А. С. )!».

Сразу же по получении таких рекомендаций зам. министра Швыдкой позвонил в ИГПАН (об этом проф. Е. Т. Усенко рассказал в марте 1997 г. на пресс-конференции в Думе) и спросил: не может ли институт дать другое экспертное заключение? Отношение «распорядительной» власти к праву вообще выразилось в этой просьбе самым характерным и убедительным образом. Однако институт ответил, что не может иметь двух экспертных заключений по одному вопросу. Замолчать содержание и сам факт такого заключения Минкульту также не удалось: я опубликовал наиболее существенную его часть в статье «Третье ограбление России», чем вызвал гневную отповедь Швыдкого, удрученного утечкой «рабочего документа». И вот теперь в Совете Федерации один из авторов экспертизы сделал официальный доклад, перечеркнувший полуторагодичные старания ГКР.

Слушания в Совете Федерации имели громадное значение. По принятым на них рекомендациям Дума установила 21 апреля 1995 г. мораторий на любые односторонние передачи трофеев впредь до принятия Закона о перемещенных ценностях культуры, работа над подготовкой которого немедленно началась. Первый эпизод битвы за трофеи кончился победой патриотических сил.

Отчаянное сопротивление немцев и их российских пособников

Дальнейший ход событий был связан уже с открытой и закулисной борьбой вокруг проекта упомянутого закона, а затем и с самим законом, которую развернули немцы и их пособники.

Поскольку фактическая, моральная и правовая стороны вопроса были вскрыты и широко продемонстрированы российской публике в многочисленных статьях, книгах, радиовыступлениях и пресс-конференциях, подготовленных нами за эти три года, общественное сознание в целом пришло к осознанию справедливости и законности удержания Россией трофейных ценностей в качестве компенсаторной реституции. Небескорыстные агенты наших оппонентов, так активно действовавшие в прессе в 1991–1993 гг., либо уехали из «этой» страны, либо примолкли, сознавая свой проигрыш по всему комплексу доказательств (только Расторгуева время от времени приглашали повторять одно и то же по ТВ). Ситуация сложилась так, что для официальных лиц стало уже как бы «неприлично» даже заикаться о том, что мы что-то «должны» немцам. Будучи впервые приглашен минувшей зимой на заседание ГКР, я с удивлением заметил, что по внешней видимости за столом заседаний собрались одни единомышленники, размышляющие о том, как лучше противостоять настойчивым требованиям немецкой стороны. Я получил от Минкульта, с которым «воевал» пять лет, предложение о совместном производстве «Сводного каталога культурно-исторических потерь России в результате ВОВ», что показалось бы положительно невероятным еще полгода тому назад. Однако если на первый взгляд ситуация представала благостной и бесконфликтной, то человек осведомленный понимал, какая напряженная борьба идет по невидимым для людей со стороны каналам. Она началась сразу, как только первый проект закона был представлен в Пятую Думу.

Наивно было бы думать, что немцы смирились с провалом столь долго и тщательно готовившейся кампании по возвращению трофеев. Вместе с тем они понимали, что если Закон о перемещенных ценностях будет принят, то всякие надежды получить что-либо обратно придется оставить, ибо международное право — не на их стороне. Они понимали также, что благоприятное решение можно заполучить, только действуя внеправовыми, чисто политическими методами, используя особые рычаги воздействия на исполнительную власть. Правовой вакуум в данном вопросе, исторически сложившийся в России, предоставлял такую возможность.