Победоносец Сталин. Генералиссимус в Великой Отечественной войне - [49]

Василий Сталин с отцом

«Отца любили все, – вспоминала дочь Сталина Светлана, – прислуга, охрана. Он был прост в обращении, ничего не требовал особенного от прислуги, всегда выполнял просьбы, помогал».

Эту же сталинскую простоту, внимание отмечал и Алексей Трофимович Рыбин: «Никогда не кричал, не шумел на нас. Был скромным, вежливым, обходительным. Любил пошутить… Словом, все мы постоянно видели перед собой честного душевного человека».

Корр.: – А вот ещё одно воспоминание Алексея Трофимовича. «Все видели, – пишет он, – что Сталин относился к Жданову с особым теплом. Поэтому после похорон устроили на даче поминки. Уезжая вечером домой, Молотов наказал Старостину: «Если Сталин ночью соберётся поливать цветы, не выпускай его из дома. Он может простыть».

Да, уже сказывались годы. Сталин легко простужался, частенько болел ангиной. Поэтому Старостин загнал ключ в скважину так, чтобы Сталин не мог открыть дверь. Впустую прокряхтев около неё, Сталин попросил: «Откройте дверь». «На улице дождь. Вы можете простыть, заболеть, – возразил Старостин. «Повторяю: откройте дверь!» «Товарищ Сталин, открыть Вам дверь не могу». «Скажите вашему министру, чтобы он вас откомандировал! – вспылил Сталин. – Вы мне больше не нужны».

«Есть!» – козырнул Старостин, однако с места не двинулся…

Утром Старостин обречённо понёс в машину свои вещи. Тут его вызвали к Сталину, который миролюбиво предложил: «О чём вчера говорили – забудьте. Я не говорил, вы не слышали. Отдыхайте и приходите на работу».

Вот такой он был человек. Настоящий, отзывчивый на чужую беду, доброжелательный, простой. Потому его и любили. Илья Эренбург рассказывал: «Француженка, у которой фашисты расстреляли дочку, послала Сталину единственное, что у неё осталось от ребёнка – шапочку. Такого подарка никто не получит, и нет весов, на которых можно взвесить такую любовь».

Д.Т. Язов: – Многие вспоминали, каким внимательным, терпеливым, заботливым он был руководителем. Приведу ещё один пример. Иван Степанович Конев рассказывает Константину Симонову о том, как он с группой других военачальников был на совещании у Сталина. Дело происходило уже после войны, и встал вопрос об отпуске. Вождь спрашивает:

– Как здоровье?

– Здоровье так себе, товарищ Сталин.

– В отпуск идёте?

– Да, иду.

– Насколько?

– На полтора месяца… Больше не положено, товарищ Сталин.

– Как так не положено?

И, обращаясь к Булганину, который был первым заместителем наркома, говорит:

– Дайте ему три месяца. И ему три месяца, и ему три месяца, и ему три месяца. Надо понимать, что люди вынесли на своих плечах. Какая была тяжесть, как устали… Надо три месяца, чтобы почувствовали, привели себя в порядок, отдохнули, полечились».

Вот и судите, каким он был человеком. Таким, как у Фейхтвангера, Конева, Рыбина. Или таким, как у Сванидзе Жириновского и Гозмана.

Корр.: – Дмитрий Тимофеевич, не прощу себе, если не спрошу Вас о Рокоссовском. Он был из тех, кто, как и Катуков, сохранил верность своему Главнокомандующему до конца. Хотя мог затаить обиду за то, что Сталин перебросил его с 1-го Белорусского, нацеленного на Берлин, на 2-й Белорусский фронт. Многие считают, что это было несправедливо, что русскому шовинисту Сталину нужен был в Берлине человек с русской фамилией.

Д.Т. Язов: – Начну с того, что Сталин любил Рокоссовского за его деликатность, интеллигентность и, конечно, за огромный военный талант. А замена его Жуковым на 1-м Белорусском никакого отношения к национальности Константина Константиновича не имеет. Жуков был первым заместителем Верховного Главнокомандующего. Он знал людей, с которыми ему предстояло иметь дело. Как заместитель Сталина он правомочен был вести переговоры и, в конце концов, подписать акт о безоговорочной капитуляции Германии. Так что тут дело в простой субординации, если можно так сказать.

Кстати, манера общения с людьми и Сталина, и Рокоссовского схожи. Те же доброжелательность, уравновешенность, спокойствие. Этим Рокоссовский отличался от многих своих коллег военной поры. Вот как сам Константин Константинович определяет свой стиль общения с подчинёнными:

«У каждого руководителя своя манера, свой стиль работы с ближайшими сотрудниками. Стандарт в этом тонком деле не изобретёшь. Мы старались создать благоприятную рабочую атмосферу, исключающую отношения, построенные по правилу «как прикажете», исключающую ощущение скованности, когда люди опасаются высказать суждение, отличное от суждения старшего».

Корр.: – Наверное, нелегко ему пришлось с этим своим сводом правил, попав в подчинение к Жукову на Западном фронте?

Д.Т. Язов: – Не забывайте, что это было под Москвой, в самые критические дни, когда всё висело на волоске. Может быть, в тот момент там и нужен был такой человек, как Жуков. Жёсткий, бескомпромиссный, не щадящий никого ради победы. Так было и в том случае, о котором я хочу рассказать. Рокоссовский тогда командовал 16-й армией. Оценив обстановку, он попросил разрешения отвести свои ослабленные в непрерывных боях дивизии за Истринское водохранилище, там подготовиться и дать врагу отпор. Иначе, считал он, противник опрокинет с трудом обороняющиеся войска и, как говорится, на их плечах форсирует водохранилище. Последовал незамедлительный ответ: «Приказываю стоять насмерть, не отходя ни на шаг». Стараясь избежать катастрофы, командующий армией обратился напрямую к начальнику Генштаба. Тот, приняв во внимание сложившуюся ситуацию, разрешил отвод. Но всё решила грозная телеграмма Жукова: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать!»