Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда - [7]
И. Руднева
Но часто-часто через Стену переваливаются темные тучи, начинается непогода тогда залезают в чью-нибудь палатку и сидя, лежа и сидя на лежащих начинаются рассказы о походах и приключениях: в памяти встают горы в солнце.., а иной раз кажется, что приходят и те, кто остался в горах…
В далекие тридцатые годы там хозяйствовал известный всему альпинистскому миру пастух Зикирья Беттиев. С первого взгляда это был просто рослый, грязноватый старик (скотоводу в коше мудрено быть чистым!), торговавший айраном но что-то величественное, выше нас стоящее, было в нем и в подручном его старике. Их хижина была сложена из крупных неотесанных камней, между которыми в щели задувал холодный ветер с Безенгийской стены.
Наверное, нетрудно было бы позатыкать эти щели, да обмазать глиной, да и подштопать рваный бешмет, но может было бы это недостойной суетой перед лицом величественных гор? И они жили здесь, спали на бараньей шкуре, на холодной и жесткой земле, ели грубый кукурузный хлеб да горьковатую брынзу, глядя вечерами на огонь в курном очаге. А днем сидели неподвижно над стадами, лицом к снегам... Старик умер от голода в Казахстане в 1944 году, а от коша и следа сейчас не осталось.
Теперь Абалаков хотел пройти всю стену, начав с подъема на Шхару (Гл.) по маршруту высшей категории сложности ― 5Б (второе прохождение маршрута Х. Томашека ― Мюллера,1930 г.). Предварительно были совершены заброски продуктов, их приходилось делать из-за тяжести снаряжения (теперь и на пик Победы ходят без забросок!). Группа Кизеля ― на Шхару, а группа Абалакова ― на Катын. Восхождения сами по себе интересные, хотя и нетрудные.
Те, кто ходил в горах, знают это чувство, охватывающее при последних шагах перед вершиной. Долго маячил перед глазами только надоевший снежный склон, но вот склон положе, положе ― еще пара шагов и открывается грандиозный простор ― снежные вершины, уходящие вдаль ущелья, еле угадываемые домики на дне долины последние камни земли под ногами, впереди только небо, и ветер в лицо ― победа!
На этот раз с погодой повезло. Мы видели сванский хребет, всю долину Сванетии великолепный вид на белоснежную сверкающую вершину Тетнульда (мы говорим «он», а в сванских легендах это невеста вершины Ушбы), грандиозную пирамиду Дыхтау (автор вспомнил, как штурмовал ее в 1938 году с братьями Малеиновыми) и черные скалы вершины Тихтенген (мы взошли на нее с ними в том же году).
Наконец, выход на траверс. Часть команды шла с подъемом по очень трудному двухкилометровому северному ребру Шхары: Абалаков, Гусак, Чередова, Боровиков, Леонов, Василий Сасоров (это было первое отечественное восхождение), а трое ― Василий Пелевин, Аркин и Лев Филимонов поднимались на нее же по более легкому пути (4Б). Глядя снизу на движение альпинистов всегда поражаешься, как малы эти точки, как медленно они ползут и как далеко они в конце концов проходят. Сами восходители в борьбе за каждый метр часто смотрят только на ближние участки только спустившись вниз, ощущают огромность пути ― и трудно представить им, что они были ТАМ.
Здесь была освоена тактика пещер для ночлега ― очень важная при тогдашнем качестве снаряжения. Потеря времени, но защита от любой бури палатки тогда плохо выдерживали сильные порывы ветра, да и в пещере теплее. Траверс Безенгийской стены был сделан и описан еще до войны ― не стоит повторяться но соединение траверса с подъемом по технически сложному ребру, на который затратили три с половиной дня ― было сделано впервые.
На вершине Шхары обе группы благополучно объединились, и продолжили траверс вместе ― 9 человек.
При восхождении на вершину Джанги Виталий нашел свою записку, оставленную здесь в 1932 г. Вернулся!
Траверс до Гестолы длился одиннадцать дней. Удобных для переноски в условиях восхождения поролонов или карематов не было, ботинки в снегу промокали, штормовки тоже, а маршрут предстоял в основном снежный, путь шел по гребням, по снежным и ледовым склонам в обход опасных карнизов только местами попадались скальные участки (самый трудный ― от Шхары до Джанги). Все же ― прошли! Это восхождение было определено как лучшее достижение в сезоне 1948 г. по классу траверсов.
Виталий не хочет перерыва ― надо во что бы то ни стало наверстать ушедшие годы. Приходит 1949 год, задуман новый траверс.
Ранним, прозрачным утром из Нальчика видны снеговые горы. Кажется, что земля ― тяжелая, скудная земля с усилием дотянулась там до неба, и голубой спокойный холод неба потек там вниз снегами и льдом, и живут они одной с небом жизнью ― зеленеют на рассвете, алеют на восходе и закате солнца, напоминая легенду полярников о розовой чайке, которая только временами неуловимо мелькает. Вблизи же это не легкие белые облака, они тяжелые и мощные, а отсюда, за прозрачной дымкой они кажутся сказочно легкими. И такие манящие эти белые видения, что из года в год пробираются к ним люди, чтобы побывать наверху хотя бы одну минуту, под холодным ветром, и унести с собой память о виденном. И видя их за пышными цветами Нальчика трудно поверить, что ты был ТАМ!
