Победители недр. Рассказы - [21]

— Читал… Была как-то у меня одна книжка… Забыл вот её название…

— Мало, Володя, одной книжки… Пока ты будешь путешествовать в недрах земли, тебе придётся много слышать о строении и жизни нашей планеты. Придётся встречаться со многими неожиданностями. Может быть, эти столкновения будут очень болезненны. А ты совершенно незнаком с этими недрами, с таящимися в них неисчислимыми богатствами и грозными силами… Если же знать это — сколько пользы можно принести своей родине и всему человечеству! Грозные силы природы перестанут быть грозными, они могут стать полезными, если знать их сущность, их свойства и законы, которым они подчиняются.

— Я очень хотел бы всё это знать, — сказал присмиревший Володя, — это всё страшно интересно.

— Я тебе дам кое-что почитать, а пока в двух словах скажу о самом главном. Наука о земле называется геологией. Она изучает строение земной коры, её состав, процессы, совершающиеся в ней и изменяющие её, а также историю её развития и формирования. До того, как земной шар покрылся корой, он прошёл несколько стадий — от огромной раскалённой газовой туманности до постепенного сгущения её в пылающий, огненно-жидкий, расплавленный шар, который, остывая, сжимался и постепенно покрывался корой. Изучение этой эры, которая называется астральной, — от греческого слова “астра” — звезда, — составляет задачу астрономии, астрофизики, а геология изучает только лишь твёрдую земную кору и её историю.

Малевская подошла к книжному шкафу и, порывшись, достала из него несколько книжек в пёстрых обложках.

— Из этих книжек ты узнаешь, Володя, как зародилась жизнь на земной коре, как она развивалась и совершенствовалась. История земной коры — это в конце концов история жизни на ней. В течение двух миллиардов лет земная кора не оставалась в покое: воздвигались и раздвигались высочайшие горные хребты; океаны и моря надвигались и затопляли обширные материки, потом опять через миллионы лет отступали и обнажали дно со всеми его мощными отложениями; расплавленная масса прорывалась из неостывших глубин через вулканы и трещины в земной коре, покрывала в разных местах огромные пространства суши и дна морского; реки, дожди, снег, лёд, жара, ветер понемногу, незаметно для глаза разрушали гранитные горы и сравнивали их с поверхностью земли. Земля не знает покоя, она находится в вечном движении, в непрерывном изменении. На ней развивается жизнь, жизнь всего животного и растительного мира…

Неожиданно Малевская замолчала. Она внимательно рассматривала последний снимок, сравнивая его с предыдущим. И, несмотря на то, что внешне девушка казалась совершенно спокойной, Володя сообразил, что её что-то встревожило.

— Что случилось? Нехорошее что-нибудь?

— Нет, ничего… Ничего особенного. Заминка в аппарате… Ты, Володя, иди пока вниз… Там Миша, поболтай с ним, а я тут разберусь…

Глава 8. ПЕРВАЯ ТРЕВОГА

Лестница в нижнюю камеру была устроена так, что могла удлиняться, сокращаться и свободно вращаться в люковом колодце. Сейчас она далеко и очень отлого вытянулась и упиралась не в середину пола нижней камеры, как обычно, а поближе к стене. Володя, спускаясь по ней, заметил, что пол сделался крутым, и Мареев с Брусковым, находившиеся в камере, едва стояли на нём. Штанговый аппарат и оба мотора, из которых один продолжал гудеть с обычным спокойствием и уверенностью, казалось, готовы были каждую минуту соскользнуть вниз по покатому полу и обрушиться на ноги Марееву и Брускову.

— Мы уже сильно отклонились от вертикали, — говорил Брусков. — Может быть, достаточно, Никита, для первого раза?

— А какое расстояние прошёл снаряд по вертикали и горизонтали? — спросил Мареев.

Брусков посмотрел в вахтенный журнал и на приборы:

— По вертикали мы спустились на пятьдесят два метра, по горизонтали отклонились на двадцать один метр. На это понадобилось ровно три часа, — добавил он, взглянув на часы.

— Недурно! — заметил Мареев. — Совсем неплохо! Молодец наш Илья! Он дал даже больше, чем обещал…

— Это — Цейтлин, Никита Евсеевич? — спросил, незаметно подойдя, Володя.

— А ты уже здесь, заяц? — обернулся к нему Брусков и тут же добавил, обращаясь к Марееву: — Так я возвращаюсь на прежний курс, Никита?

— Хорошо, — разрешил Мареев и добавил с улыбкой, которая всегда так нравилась Володе: — Я очень доволен пробой! Прошло великолепно. Надо будет сообщить об этом Илье. Я сам составлю радиограмму. В верхней камере всё на месте?

— Да, я туда несколько раз подымался, — ответил Брусков, включая на распределительной доске аппарат выпрямления: — Всё очень прочно закреплено.

— Отлично! Пойдём, Володя, отсюда, а то мы, пожалуй, будем мешать вахтенному.

— Подожди, Никита, — остановил вдруг Брусков Мареева. — Ты видел мои последние графики?

— Нет ещё. А что там такое?

— Меня беспокоит график влажности пород. Влажность за последние двое суток систематически повышается. Сначала процесс шёл незаметно, но последние два образца дали такой скачок, что, по-моему, на это надо обратить внимание.

Лицо Мареева сразу сделалось серьёзным. Он спросил коротко:

— Известняки ещё не прекратились?

— Нет.

— Странно и нехорошо… очень нехорошо… При наличии известняков это — плохой признак. Надо поговорить с Ниной.