Победа восходящего солнца - [102]

То, о чем я собираюсь сейчас сказать, — важно, и я вернусь к этой теме через минуту. Чтобы уменьшить потери, в участие в начале операции «Коронет» были введены две бронетанковые дивизии. Они прибыли из Европы и должны были очистить равнину и отрезать Токио до того, как сезон дождей превратит ее в огромный, наполненный рисом, грязью и водой водоем, который пересекают приподнятые дороги и над которым высятся неровные, хорошо укрепленные предгорья.

Составители плана предусмотрели постройку на Кюсю одиннадцати аэродромов для размещения авиации, которая должна была предварительно подготовить район Токио. Хранилища для бомб и топлива, дороги, причалы и основные сооружения нужны были, чтобы поддерживать эти воздушные группы, а также Шестую армию, которая удерживала заградительную линию на расстоянии трети пути на остров. Все планы сосредоточились на строительстве минимального количества необходимых объектов; постройка аэродромов для тяжелых бомбардировщиков предполагалась не раньше, чем через 90–150 дней после первой высадки на Кюсю[241] — вместо того — чтобы бросить на это все силы. Трудность проведения воздушной кампании была настолько очевидна, что, когда объединенное командование назначило датами высадки на Кюсю и у Токио 1 декабря 1945 года и 1 марта 1946 года соответственно, стало ясно, что трех месяцев будет недостаточно. В конце концов погода определила, график какой из операций окажется измененным. Назначить на более поздний срок «Коронет» было невозможно — в этом случае время проведения операции приблизилось бы к сезону дождей и возник бы риск серьезных препятствий для всех наземных передвижений, и особенно для движения бронетехники по равнине — из-за залитых полей и воздушной кампании, — из-за того, что слой облаков с начала марта по начало апреля становился почти вдвое плотнее[242]. Воздушный штаб Макартура предложил сдвинуть начало «Маджестик» на месяц вперед, и оба мои начальника, адмирал Нимиц и объединенное командование, немедленно согласились. Дата начала операции «Маджестик» была перенесена на месяц вперед, на 1 ноября[243].

Октябрьский тайфун все изменил. Высадку на Кюсю отложили до 10 декабря — срок, много позже запланированного, неприемлемый и навязанный нам. Начало токийской операции было назначено на 1 апреля — срок, опасно близкий к сезону дождей. У нас был один и только один заход на цель. Никакой «Ба-гай». Одна из прекраснейших возможностей войны была упущена».

Некоторое время новых рук не появлялось: аудитория обдумывала услышанное. Первым тишину нарушил флотский капитан, сидевший во втором ряду: «Сэр, не рассматривался ли в это время снова вопрос о переходе к стратегии блокады, которую мы, флотские, отстаивали с 1943 года?»

«Хозяин» Тернера, адмирал Спрюэнс, откровенно высказывал свою уверенность в том, что это было бы наилучшим вариантом[244]. Но, как и Тернер, он исполнял приказы с той полнотой, какая была возможна. Тернер знал, что он уже сказал гораздо больше чем следовало о «Багай», и перешел к завершению.

«Я не могу вам сказать, что отстаивали другие. Могу сказать одно: я выполнял приказы полностью. От себя я мог бы добавить: я уверен, что перемена планов касательно использования атомных бомб во время «Маджестик» была случайностью. После того как четыре атомные бомбы, упавшие на города, не достигли своей стратегической цели — заставить японское правительство сдаться, был накоплен запас атомных бомб для использования во время вторжения. Хотя первоначально мы не намеревались использовать их так, так они были использованы, — против японских формирований, продвигающихся с северной части Кюсю вниз. Первоначально мы собирались распределить по одной бомбе в зоне каждого корпуса незадолго до высадки»[245].

По аудитории прокатился вздох, а кое-кто тихо присвистнул: все угадали скрытый смысл сказанного адмиралом.

«Да, — признал Тернер, — человеческие потери, которые мы понесли из-за радиации в центре Кюсю, были достаточно тяжелыми, но они были только частью тех, которые могли бы быть, отправь мы полмиллиона человек прямо на зараженный радиацией плацдарм. А атомная пыль, поднятая во время строительства базы и аэродромов! О последствиях страшно даже подумать! После первых августовских бомбардировок стало ясно, что японцы пытаются извлечь максимум политической выгоды из заявлений о том, что атомная бомба все-таки была более жестоким оружием, чем конвенционые бомбы; она сожгла дотла города с 30-тысячным населением. Сначала их заявления о массовом поражении лучевой болезнью расценивались как чистой воды пропаганда[246]. Однако в течение следующих месяцев стало ясно, что они достаточно правдоподобны для того, чтобы перенацелить бомбы на выгодную цель — после того, как японские соединения с северного Кюсю двинулись на юг, чтобы атаковать наши южные позиции. Японцам надо было собраться всем вместе, прежде чем они могли бы начать контратаку, и тогда-то мы и нанесли удар. Что касается первоначальных зон высадки, то повторяющиеся ковровые бомбардировки, производимые тяжелыми самолетами с Гуама и Окинавы, дали тот же результат, что дали бы атомные бомбы, и, кроме того, крупные бомбардировщики, по существу, перестали быть стратегическими целями задолго до высадки. Ковровые бомбардировки обеспечили их работой