Победа - [33]

— Нам некогда было скучать за последние три года, — добавил «просто Джонс».

Он не сводил с Шомберга своих мрачных глаз и пригласил его выпить на этот раз на его счет, советуя ему не волноваться из-за вещей, которых он не должен был понимать; главным образом, ему не следовало показывать себя негостеприимным, что совершенно противно правилам его профессии.

— Я не понимаю? — проворчал Шомберг. — Нет, я отлично понимаю… Я…

— Можно подумать, что вы боитесь, — прервал мистер Джонс. — В чем дело?

— Я не хочу скандала в моем доме. Вот в чем дело.

Шомберг старался держаться смело, но этот пристальный и мрачный взгляд смущал его. Взглянув с беспокойством в сторону, он увидел угрожающий оскал Рикардо. Между тем этот последний казался совершенно углубленным в свои мысли.

— Помимо всего, — продолжал мистер Джонс свойственным ему словно далеким голосом, — с этим ничего нельзя поделать. Мы здесь и здесь останемся. Попробуйте только выгнать нас вон. Смею вас уверить, что если это вам удастся, то не без того, чтобы вам здорово влетело, очень здорово. Я думаю, мы можем ему это обещать, Мартин, что ты скажешь?

Секретарь оскалил зубы и бросил на Шомберга пронизывающий взгляд, как будто ему не терпелось броситься на него, пустив в ход и зубы и когти.

Шомберг выдавил из своей груди глухой смешок: ха-ха-ха.

Мистер Джонс устало закрыл глаза и стал удивительно похож на труп — и это было уже довольно неприятное зрелище. Но когда он поднял веки, нервы Шомберга подверглись еще худшему испытанию. Напряженная сила этого взгляда без определенного выражения — и это-то и было всего страшнее — казалось, растворила в сердце бедняги последние остатки решимости.

— Вы ведь не воображаете, что имеете дело с обыкновенными людьми? — спросил мистер Джонс тем протяжным тоном, в котором, казалось, слышалось нечто вроде потусторонней угрозы.

— Он джентльмен, — заявил Рикардо с внезапным движением губ, заставившим его усы неожиданно и странно взъерошиться, как у кота.

— О, я не об этом думал, — сказал «просто Джонс», тогда как Шомберг, онемевший и словно прикованный к стулу, переводил взгляд с одного на другого, слегка наклонившись вперед. — Разумеется, я джентльмен, но Рикардо придает этому социальному преимуществу слишком большое значение. Что я хочу | казать, это, что ему, например, которого вы видите таким спокойным и безобидным, ничего не стоило бы поджечь ваш гостеприимный дом. Он вспыхнул бы, как коробка спичек. Подумайте-ка об этом. Это мало подвинуло бы ваши дела, не так ни?.. Что бы ни случилось…

— Полноте, полноте, господа, — протестовал шепотом Шомберг, — это пахнет дикарями…

— А вы привыкли иметь дело только с прирученными людьми, не так ли? Ну, мы не ручные. Мы уже однажды два дня держались против целого разъяренного города, потом удрали со своей добычей. Это было в Венесуэле. Спросите Мартина… он вам расскажет…

Шомберг машинально взглянул на Рикардо, который только облизнулся со сладострастным видам, но не проронил ни слова.

— Ладно… Это будет, пожалуй, немного длинная история, — согласился мистер Джонс после недолгого молчания.

— У меня нет ни малейшего желания услышать ее, уверяю вас, — сказал Шомберг. — Мы здесь не в Венесуэле. Вы бы не вырвались так из этого города. Но эти разговоры положительно нелепы. Неужели вы хотите уверить меня, что вы пускались в неслыханные приключения только из желания заработать несколько гильдеров в вечер, вы и этот другой… джентльмен, — проговорил он, подозрительно рассматривая Рикардо, как рассматривают неизвестное животное. — Мои клиенты не похожи на толпу богачей с набитым деньгами карманом. Меня удивляет, что вы даете себе столько труда из-за пустяков.

Мистер Джонс ответил на рассуждения Шомберга заявлением, что надо же как-нибудь убивать время. Убивать время не воспрещается. Что касается остального, то мистер Джонс, находясь в разговорчивом настроении, лениво заметил таким холодным голосом, словно он выходил из могилы, что он обязан отчетом только самому себе, совершенно так же, как если бы весь мир представлял собой огромные дикие джунгли. Что касается Мартина, то он с ним заодно… и по основательным соображениям.

Рикардо подтверждал все эти откровенности быстрыми гримасами, в которых не было ничего человеческого. Шомберг опустил глаза, потому что его смущал вид этого человека, но он начинал терять терпение.

— Ну, конечно; я с первого взгляда увидел, что вы оба отчаянные люди, нечто вроде того, что вы говорите. Но что скажете вы, если я вам заявлю, что я почти такой же отчаянный, как и вы, господа? Люди говорят: «Этому Шомбергу хорошо с его гостиницей», а между тем я, кажется, охотно дал бы вам себя вы потрошить и сжечь всю лавочку. Вот!

Рикардо издал насмешливое хихиканье. Шомберг, тяжело дыша, смотрел в землю. Он и в самом деле дошел до отчаяния Что касается мистера Джонса, то он сохранил свой ленивый скептицизм.

— Та, та, та! У вас недурное ремесло. Вы совершенно руч ной; вы…

Он остановился, потом закончил с отвращением:

— У вас есть жена.

Шомберг сердито топнул ногой и глухо пробормотал какое то проклятие.

— Чего ради вы тычете мне в глаза этим проклятым несчастьем? — воскликнул он. — Если бы вы увезли ее с собой к черту на кулички, я бы не стал вас догонять.