По знакомым дорогам - [21]

Во время этого разговора с заставы привели двух подростков, которые сразу опознали одноногого — к нему шли. Так была разрушена шпионская сеть, закинутая немцами в наш лагерь перед наступлением.

В партизанской жизни, идущей на территории, занятой противником, есть еще одна особенность: эта жизнь резче делится на черное и белое, не терпит полутонов. В другом месте и в другое время, может быть, позволительно было бы заняться перевоспитанием преступников, определить им разные меры наказания, но партизанская действительность не допускала этого. Все совершеннолетние изменники были поэтому казнены, включая и двух доносчиков — в Тихоновичах и в Ивановке.

Николай Никитович Попудренко собрал командиров и комиссаров отрядов на совещание. Обстановка складывалась трудная. Немцы хотели во что бы то ни стало воспользоваться разливом Снова. Этот разлив давал им возможность взять партизан в плотное кольцо. Река уже разлилась на добрых восемь километров, при всем желании ее никак не перепрыгнешь. Нас готовятся раздавить, значит, начинать надо первыми. Оттянуть наступление немцев хоть на несколько дней — уже крупный успех, с каждым днем вода будет падать, открывая какие-то дороги, труднопроходимые, но все же…

Попудренко предложил неожиданными и решительными ударами разбить гарнизоны захватчиков в крупных селах, через которые шли главные дороги, поставить в этих селах свои гарнизоны и, таким образом, не дать немцам сосредоточиться для наступления, перекрыть подходы к нашему лагерю.

Мы поддержали решение Попудренко. Сразу наметили для налетов на врага и размещения своих гарнизонов такие села, как Перелюб, Турья, Ивановка и городок Корюковку. С первыми названиями читатель уже встречался, а вот про Корюковку нужно рассказать. Это районный центр, отмеченный за время оккупации несколькими памятными событиями.

В Корюковке — большой сахарный завод, и началось с того, что немцы вывезли все его оборудование к себе, в Германию.

Затем, в конце прошлого, сорок второго года, комендант Корюковки издал приказ: из всех окрестностей согнать еврейское население. Стариков, женщин, детей собрали на площади, перед этим велели им взять с собой лучшие вещи, а сейчас объявили, что они будут жить в гетто, в одном из сел, неподалеку от Корюковки. Люди поверили главному слову: жить! И вот под конвоем повели корюковских евреев по их последней дороге…

На виду у небольшого хутора колонну остановили, приказали сложить вещи в одну кучу у дороги, затем тех, на ком была одежда получше, стали выводить из колонны. Люди, как им велели, раздевались, складывали одежду и возвращались в свои шеренги голыми. А немцы уже поставили на соседних кочках пулеметы. Открыли огонь. Множество ни в чем неповинных, беззащитных женщин и детей полегло замертво за несколько минут…

Через некоторое время погнали сюда же цыган, собранных в Корюковке и в округе. Видно, люди знали, что их постигнет та же участь, не взяли с собой никаких вещей, ругали немцев на чем свет стоит. На площади цыгане играли и пели песни, будто собрали людей повеселиться. Начал падать снег, и к месту расстрела они пошли по снегу босые. И снова пели, плясали, посылали проклятия конвоирам, бросали в них крепкие снежки…

Когда им приказали остановиться, они ни за что не хотели выстраиваться в шеренгу, а, наоборот, сбились в толпу. В ответ на крики немцев вытолкнули из толпы молодую женщину, которая начала танцевать с бубном в руках. А ее окружили дети. Они тоже прыгали по снегу и плясали. Вероятно, матери, толкающие детей в этот круг и подпевающие им, все же надеялись разжалобить немцев, на которых не действовали слова, а песней и пляской пытались вымолить у них пощаду хоть детям. Или, может, просто издевались над. своими палачами. Некоторые дети, танцуя, спускали штанишки и показывали немцам голенькие задние места. А другие плевали в их сторону…

Когда офицер дал команду стрелять, два немецких солдата не подняли винтовок и отказались стрелять в детей. Тогда офицер подошел к ним и тут же сам застрелил обоих. Около шестисот убитых цыган похоронили жители хутора, видевшие, как они прощались с жизнью…

Но и после этого не стало в Корюковке тихо.

Скоро на нее совершили налет партизаны Федорова, разбили и разогнали немецкий гарнизон, но, конечно, они не могли долго удерживать районный центр в своих руках, и захватчики, усиленные ротами карателей и отрядами полиции, вернувшись, принялись за истребление мирного населения. Убивали людей на улицах, в домах. Десять дней фашисты истребляли население Корюковки — улицу за улицей, квартал за кварталом. Все эти десять дней гитлеровцы не разрешали жителям выходить из домов. Когда подходила очередь улицы или квартала, обливали дом бензином или керосином и поджигали, а тех, кто выбегал, расстреливали в упор. Бросали в дома гранаты. Так истребили более четырех с половиной тысяч человек.

Был день, когда, спасаясь от поголовного убийства, люди укрылись в церкви, считая, что хоть фашисты и звери, а в церковь все же не посмеют пойти. В этот день гитлеровцы действительно не пошли. А на второй день, когда церковь снова была забита народом, обманутым вчерашним спасением, когда среди икон сгрудились и застыли корюковские женщины и дети, гитлеровцы окружили церковь, облили ее со всех сторон горючим и подожгли. Вырываясь из огня, люди ломали церковные решетки, били оконные стекла, выпрыгивали на улицу, но гитлеровцы расстреливали их из пулеметов. А двери они закрыли снаружи…