По живому. Сука-любовь - [18]

— Тогда белого, — поставил ее в известность Федор и умчался за вином.

Он был необычно весел. Даже чересчур. Полина следила за ним с удивлением и легкой настороженностью.

Собрав все возможные виды горячего и закусок с накрытых поварских столов, Федор наконец сел и с жадностью придвинул к себе тарелку. Потер руки и поднял вверх палец, вспомнив о чем-то. Полина думала, что он сейчас сорвется с места и пойдет за кетчупом, но вместо этого Федор поднял бокал, посмотрел на нее, улыбнулся и сказал:

— За тебя.

Полина поперхнулась, но тоже взяла бокал и посмотрела на Федора.

Они легонько чокнулись и сделали по глотку. Полина успела краем глаза заметить в окне их отражение. Все вокруг смотрели на нее с Федором. Они были как ожившая глянцевая картинка. Официант с необыкновенной любезностью поднес им корзинку с горячим хлебом. Федор тут же схватил булку и начал мазать ее маслом.

— Слушай, я на самом деле до сих поверить не могу, что мы сюда приехали, — радостно и как-то взволнованно сказал он. — Просто волшебство какое-то. Знаешь, я до сих пор удивляюсь, как мобильный телефон работает. Как Интернет устроен — для меня загадка. Мир вроде и большой, а вроде и маленький. При том, что в любую точку планеты можно за день попасть, мы все равно мало где бываем. Редко куда-то выезжаем. А вот так спонтанно вообще никогда. У меня это первый раз, а у тебя?

Полина кивнула, обескураженно глядя на Федора. Он был сам на себя не похож. Она его таким никогда не видела.

— Слушай, мы когда летели, я знаешь что вспомнил? — сказал он. — Как ты в школе меня прикрыла, на литературе тогда, помнишь?

— Нет, — Полина помнила, но смущенно улыбнулась и пожала плечами.

— Помнишь, нам задали сказку написать. Любую. Я не знал, что делать вообще. Ничего в голову не приходило. Позвонил тебе. Ты говоришь — заходи ко мне, я тебе помогу. Я пришел и два часа смотрел у тебя дома мультики, у тебя одной из всего класса видак был, а ты мне сочинение писала, в черновике. Два часа. Про то, как домашние вещи оживают, когда мы из дома уходим. Я обалдел просто. Такая суперская была сказка. Зачитался тогда, честно. Забрал я тогда твой черновик, сказал тебе «спасибо» и ушел домой переписывать. А потом, когда нам оценки говорили, учительница долго меня хвалила за оригинальность и в конце строго на тебя посмотрела и заметила: «Нечто подобное Полина Головнина пыталась написать, наверное, почитав работу Шмелева, но у нее не получилось». Я понял, что ты такое же сочинение хотела написать и себе, но у тебя уже сил не хватило, ты все в мое сочинение вложила, а свое как попало написала. Я тогда испугался, что ты встанешь и скажешь: «Наталья Евгеньевна, это я сочинение Шмелеву написала!» — но ты промолчала. Тебе тройку поставили за содержание, за грамотность пять. Оценку четвертную испортили, помнишь?

Полина смотрела на Федора большими удивленными глазами, пытаясь понять, почему он вдруг сейчас вспомнил о том, что было больше двадцати лет назад? Лицо Федора вдруг стало серьезным.

— Я тогда знаешь как мучился, — он поставил локти на стол и усмехнулся. — Вспомнить страшно. Мне так стыдно больше никогда в жизни ни перед кем не было. Все никак не мог понять, почему ты правду не сказала? Маме даже во всем признался. Спросил ее, почему Полина меня не выдала? Может, мне самому стоит во всем сознаться Наталье Евгеньевне? Мама мне тогда сказала: «Потому что Полина — настоящий друг», но признаваться запретила. Сказала, что уже ничего не вернешь. Впредь надо самому думать. Знаешь, — Федор опустил глаза, потом закрыл их рукой и тихонько рассмеялся, — двадцать три года прошло, а мне за то сочинение перед тобой до сих пор стыдно. Веришь?

Полина смотрела на Федора не моргая. У нее было странное чувство, что вот сейчас он скажет: «А я ведь все про тебя знаю. Я знаю, почему ты тогда ничего не сказала и зачем сюда меня привезла — тоже знаю». И ей будет нечего сказать. Она не сможет за считанные секунды никакой правдоподобной версии придумать.

Но вместо этого Федор вдруг положил свою большую горячую ладонь поверх Полининой руки и жестко спросил:

— Почему ты тогда промолчала? Можешь сказать?

Полина опустила глаза, сделала глубокий вдох. Она пыталась понять, что он делает. Может, все это просто проверка? Может, очередная игра? Может, он просто хочет вывести ее на чистую воду? Может, просто так спрашивает, потому что ему именно сейчас вперлось вот об этом спросить. Нельзя, нельзя, чтобы он правду узнал! Как они будут жить после этого неделю в одном номере? Как они вообще после этого будут жить? Нельзя! Если бы Федор хотел Полину — он бы уже давно ей об этом сказал, а если за столько лет ни разу ни слова, ни взгляда, ни намека, значит… Полина храбро подняла глаза на Федора и спокойно ответила:

— Мама же тебе сказала — потому что я тебе настоящий друг.

Федор откинулся назад и посмотрел на Полину не то с осуждением, не то с разочарованием или, может быть, просто недоверчиво. Потом кивнул головой, примирительно улыбнулся и поднял бокал с вином:

— Ну, за дружбу.

— За дружбу! — широко улыбнулась Полина, чувствуя острую физическую боль в груди на каждом вдохе и выдохе.