По железной земле - [17]

После налета КП перенесли по другую сторону стены, укрыли под землю, защитив несколькими накатами дубовых бревен.

Быть может, стоит еще раз напомнить о событиях весны сорок третьего, чтобы острее почувствовать атмосферу, в которой работал штаб Рокоссовского.

Широким и далеко выдвинувшимся на запад выступом войска наших Центрального и Воронежского фронтов противостояли группе армий «Центр». Крупные вражеские группировки с двух сторон как бы нависали над выступом.

Именно здесь Гитлер выбрал место главного удара, который был бы реваншем за поражение под Сталинградом. Сверхсекретный приказ, отпечтанный всего в тринадцати экземплярах и предназначенный для самого узкого круга высшего командования, определял его задачу: «Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель»… Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом. Наступление доляшо дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года».

Для сокрушения нашей обороны на Курской дуге была собрана огромная ударная сила. Разведчики доносили о подтягивании к линии фронта отборных гитлеровских дивизий. Шли эшелоны с «тиграми», «пантерами», «фердинандами».

Но Гитлер не смог создать на Курской дуге нужного ему решающего перевеса. План его был разгадан. Советское командование решило в упорной обороне измотать, обескровить противника, чтобы затем перейти в контрнаступление.

Однако никто не преуменьшал страшной силы танковых лавин, которые должны были обрушиться на нашу оборону. Напряжение все нарастало. В полосе Центрального фронта июнь был месяцем жарких воздушных схваток и предгрозового затишья на земле. С воздуха было замечено передвижение к нашему переднему краю особенно крупных соединений вражеской пехоты, артиллерии, танков.

О возможности близкого наступления противника командование фронтами было предупреждено Ставкой. 31 мая рейхскомиссар Эрих Кох разоткровенничался в своей резиденции перед гитлеровским офицером Паулем Зибертом: гений фюрера наметил место решающего удара, это будет прорыв в районе Курск — Орел! На другой день Москва уже знала об этом разговоре: «Пауль Зиберт» — легендарный разведчик Николай Кузнецов — передал сообщение через партизан.

В начале июля о последних приготовлениях к удару доносили и наши разведчики, и захваченные пленные. А на переднем крае воцарилась обманчивая тишина. 4 июля командир корпуса генерал Людников записал: «Стояла чудесная июльская пора среднерусской полосы: звездные ночи с пеньем курских соловьев и ясные дали с голубым небом». Вот в такую ночь на командный пункт Рокоссовского и был доставлен сапер Бруно Фермелло.

Разведчики лейтенанта Ивана Мелешникова захватили его на склоне холма, где прежде был сад совхоза «Тагино». Они ползли в высокой траве, и силуэты, смутно обозначившиеся в звездном небе, приняли сначала за кусты. Но один «куст» кашлянул, другой сердито прошептал по-немецки: «Тихо!»

Должно быть, в эту ночь на 5 июля гитлеровцы особенно опасались, как бы наши не захватили «языка». Еще не затихли автоматные очереди короткой стычки, когда на склон обрушился неистовый огонь. Но смельчаки с захваченным пленным отсиделись в глубокой воронке от авиабомбы.

Начальник разведки дивизии капитан Павел Григорьевич Савинов первым выведал у «языка» сообщение чрезвычайной важности. Пленный был немедленно отправлен в штаб армии, оттуда — в Свободу.

Да, командование знало, что гитлеровцы вот-вот начнут наступление. Но когда именно? Пленный назвал время: сегодня, 5 июля, в три часа пополуночи. Их, саперов, послали готовить проходы в минных полях.

Решение надо было принимать без промедления. И командующий фронтом отдал приказ о заранее запланированном упреждающем ударе.

Одно из пятисот орудий, открывших огонь по готовящемуся к атаке врагу, поднимает ствол у бывших монастырских ворот. Стодвадцатидвухмиллиметровая корпусная пушка. Подлинная, действительно участвовавшая в Курской битве, не просто однотипная. А напротив нее подлинная же семидесятишестимиллиметровая противотанковая, одна из тех, что на курской земле вступили в поединки с устрашающими махинами «тигров».

И за бывшей же монастырской стеной памятная стела, где поименованы все воинские соединения фронта, участвовавшие в сражении. В день открытия ветераны 60-й армии собрались возле «своей» памятной доски, и буквы едва различались под грудой цветов, а по соседству — ветераны 65-й, 70-й, 13-й, 48-й, 2-й танковой, 16-й воздушной…

И, конечно, все перебывали «у Рокоссовского». Не блиндаж — целый подземный дом! Восстановили его по чертежам бывшего начальника инженерных войск фронта, ныне маршала А. И. Прошлякова, строившего командный пункт.

— Когда я пришел к маршалу и рассказал, что мы задумали, он тут же по памяти набросал схему. Ошибка, говорит, может быть плюс-минус полметра в ту или другую сторону. И мы постарались, чтобы все было в точности. Даже телефоны достали такие, какие были тогда: видите — в кожаных чехлах.

Это рассказывает участник битвы Николай Иванович Морозов, инженер-подполковник в отставке, возглавляющий в Свободе комитет ветеранов. Энергичный, как говорят — «пробивной», он многое сделал для создания мемориала. Да разве только он? А свободенское профтехучилище механизаторов во главе с директором Константином Ивановичем Горобцом? В училище свой интересный музей Курской битвы, учащиеся немало субботников провели на стройке мемориала. А колхоз «Дружба» и его председатель Алексей Павлович Альбигонов? Даже в самую горячую пору колхозники выкраивали время, чтобы помочь строителям мемориала. А местный электромеханический завод — директором там Борис Иосифович Воронин — коллектив которого немало потрудился для сооружения памятного комплекса? Мало кто в Свободе отстранился от дела патриотического, всем дорогого. И так всюду на белгородской, на курской земле, где тридцатилетие битвы на огненной дуге снова и снова всколыхнуло людей, будя воспоминания и рождая энергию.