По затерянным следам - [24]

2

Тем временем Степан и Егорка подходили к большому одноэтажному дому на одной из тихих улиц, отдаленных от шумного центра города. У высокой железной калитки друзья остановились.

— Одна минута терпения, — сказал Степан и скрылся во дворе. Егорка присел на скамейку, рядом с собой положил портфель с чернильницей.

Узкая улица, с двух сторон густо обсаженная каштанами, напоминала тоннель. Из-за деревьев почти не видно домов. На улице тихо и пустынно. Ни пешеходов, ни машин. Егорка зевнул и от скуки начал выковыривать носком ботинка кирпич из тротуара.

Если бы он решился, то немедленно ушел бы домой — и наплевать на «одну минуту», как он про себя называл Степана Клочко. Может быть, в самом деле, взять и убежать? Но что потом будет? Например, завтра? Послезавтра? Степан не простит ему этого никогда в жизни. Тогда и в школу не показывайся. Клочко такой, что никого в школе не боится, а совета отряда вовсе не признает. Чуть что — сразу обещает рассказать отцу. А отец его, известное дело, начальник водной станции, хозяин всех лодок. Захочет — и не даст лодки. Эх, был бы у Егорки отец, была бы и лодка! У матери много дел и без лодки. С того времени, как принесли извещение из военкомата, она стала больше работать и очень устает. Егорке жаль ее, и разве осмелишься сказать о лодке? Может быть, она уже пришла домой и ждет его, чтобы вместе обедать.

Если бы не Степан, всё было бы по другому… Месяц тому назад Степана перевели к ним в школу, он сел рядом с Егоркой, а когда окончились уроки, домой пошли вместе. На второй день, когда был дождь и за Степаном приехала машина, Егорка поехал с ним. На третий день знакомства они пошли на речку, и Егорка показал Степану рыбные места. После этого, наверно, не нужно было больше ходить, ну, а Егорка пошел снова. У Степана своя лодка, есть у него несколько удилищ, блесна! Ну, как не пойти? Уроки, между тем, откладывались, и вместо обещанных матери четверок в Егоркином табеле появились тройки и даже двойки.

Что-то подсказывало ему: перестань ходить с «одной минутой». Он ненадежный товарищ. Но проходили дни, а Егорка не мог сказать Степану прямо в глаза: «Больше не пойду».

«Пока нет его, убегу», — решает вдруг Егорка, подымается со скамейки и прикрывает калитку. Но в это время появляется Степан. Он что-то дожевывает, губы его и подбородок лоснятся от жира. Степан не обращает никакого внимания на то, что Егорка чем-то расстроен и стоит почти на середине улицы. Степан бросает на скамейку удочки и блесну.

— Это берем с собой. Пошли!

Всю дорогу Егорка молчит. Говорить ему не хочется. И на рыбалке он тоже молча наживляет на рыболовные крючки кусочки вареного мяса, червей, накопанных накануне, подает удочки Степану и, отвернувшись, сидит на камне, почти безучастно следя за поплавком… Рыба сегодня не ловится, Степан сердится на Егорку, будто Егорка виноват в том, что нет никакого клева. Под вечер возвращаются домой. На середине реки Егорка вдруг бросает весла и хмуро с предательской дрожью в голосе говорит:

— Погреби-ка сам…

Лодка идет по течению. Ее легко несет всё дальше и дальше от берега. Степан сидит на передней скамейке и щелкает семечки.

— Шутишь?

— Греби сам.

— Как бы не так. Моя лодка, и я же греби!

— А я не просился с тобой ехать.

Степан бледнеет, нижняя толстая губа с беленькой кожурой от тыквенных семечек отвисает. Маленькие, плоские, как шляпки кнопок, глаза беспокойно бегают. Он опасливо хватается руками за борта.

— Егорка, греби скорей!.. Я же не умею.

Вот это да! Степан Клочко не умеет грести. А хвастается: «У меня лодка, когда захочу — покатаюсь». Ну и хвастун!

Егорка смотрит на Степана и думает: «Я, Егор Синюхин, не такой уже слабенький, вон какую лодку сам веду, и помощь мне не нужна».

Степан сидит молча, настороженно следя за каждым движением товарища. Изредка он вытирает рукавом вспотевший лоб. Уже у самого берега хватает Егорку за руку и больно тянет к себе.

— Ты, смотри у меня! Чтоб последний раз.

Егорка роняет весло, морщится от боли.

— Пусти.

— Для начала — отпущу… А в другой раз попробуешь — пожалеешь.

— Не пожалею! — вырывает руку Егорка и выскакивает из лодки. Размахивая портфелем, быстро шагает по тропке.

— Одна минута! — кричит Степан. — Не забудь, завтра в школе встретимся перед уроками.

Егорка, махнув рукой — ладно, мол, — идет дальше. Скорее бы домой! А завтра… Завтра он рано придет в школу, ему не жалко — пусть Степан списывает задачу…

3

Егорка Синюхин пришел в школу рано. До начала уроков оставалось еще полчаса. Степан Клочко был уже в классе. Спустя несколько минут пришли Тамара Березко и Боря Синиченко. У Бори круглые, красные, как редиски, щеки. Он оживленно рассказывал Тамаре, кто вчера лучше всех работал в школьном саду. Тамара перебила его: зачем рассказывать? Она сама всё знает. Пусть лучше Синиченко покажет, как он решил задачу. Боря ответил: он решил, но показывать не будет.

— Подумаешь, секрет… Я тоже решила, — сказала Тамара. — И ответ точь-в-точь, как в задачнике.

Егорка слушал их и жалел, что вчера не пошел в сад. Испугался Степана. Мог бы сказать ему, как там, на реке: прямо, в глаза. Однако Егорка чувствовал, что не может, не в силах побороть своей робости перед Степаном. Вот и сейчас, если Клочко потребует, Егорка подойдет и покорно отдаст свою тетрадь по арифметике: переписывай, пожалуйста. Хотя переписывать нечего: задачи, как ни бился, решить не мог. Радовался? Нет, радости было мало: ведь не выполнил задания…