По закону буквы - [65]

«Одних золотых монет было не меньше чем на 450 000 долларов… Было 110 бриллиантов… 18 рубинов… 310 превосходных изумрудов, двадцать один сапфир и один опал… Мы оценили содержимое нашего сундука в полтора миллиона долларов…»

Рассказ написан, как это умел делать Эдгар По; если вам 14 лет, вы проглотите его. Если 44 — прочитаете с большим интересом. Я прочел его моему внуку-первокласснику — он слушал затаив дыхание.

Писать так о сапфирах и миллионах долларов легко. Но разве ненамного труднее с такой же увлекательностью рассказывать о… Да вот о «законе буквы», буквы Е английского языка, которая, вдруг оказывается, обладает свойством попадаться «чаще других букв» в английском письме. А значит, и о законах любых других букв?

Но я следил: и эту часть рассказа мой внук слушал, так же широко раскрыв глаза, так же волнуясь и переживая, как и ту, приключенческую, с бриллиантами…

Вы можете спросить у меня: «А они правильны, эти рассуждения Леграна, касающиеся букв? Ведь «Золотой жук» не языковедная работа: автор-фантаст мог допустить в нём какие угодно предположения и гипотезы, лишь бы они были занимательны и вели его к цели. Никто не запретил ему «к былям небылиц без счету прилагать».

Да, читая «Жука», там можно обнаружить и на самом деле немало чистых выдумок! Но с «законом буквы» все обстоит если и не «прецизионно», то достаточно точно.

Что, если попробовать произвести для русского языка такие же подсчеты, которые, будучи произведены некогда в Англии, дали в руки Леграну и отправной путь его расшифровки, и его полтора миллиона долларов?

Конечно, можно прямо полезть в справочники и выудить оттуда нужные данные. Но мне захотелось предварительно, на ваших глазах, уважаемые читатели, так же как когда-то я и мой соавтор в нашем романе «Запах лимона» зашифровывали таинственную записку, так же как Легран в «Золотом жуке» расшифровывал старую надпись на клочке кожи, — так же произвести для начала опыт таких подсчетов «своими руками».

Я сделал эксперимент, который, собственно, может повторить каждый из вас. Я взял пять фрагментов из совершенно неравноценных друг другу произведений пяти непохожих друг на друга, живших в разные времена, обладавших разной мерой таланта авторов. Писателей-беллетристов.

Я выбрал авторов не по моим личным склонностям: так в беспорядке лежали друг на друге пять книг на столе у моего сына.

Это оказались Чехов, раскрытый на «Бабьем царстве», Гарин-Михайловский — «Студенты», Куприн — «Белый пудель», Мамин-Сибиряк, в котором оставленный кем-то разрезательный ножик указывал на рассказ «В камнях», и, наконец, сборник научно-фантастических рассказов Лениздата «Тайна всех тайн», в котором помещен мой рассказ «Эн-два-о, плюс икс дважды».

Никаких возможностей сравнения, ни малейшей нарочитости в выборе; объективность подсчетов гарантирована.

Я решил у всех этих авторов рассмотреть по 12 первых строк их указанных произведений: еще объективнее; не по выбору, а кто с чего начал!

Шрифты и форматы книг были, конечно, неодинаковыми, но при беглом анализе выяснилось, что в этой дюжине строк всюду укладывалось что-то около 460–500 знаков.

Не пытаясь представить тут перед вами исчерпывающие данные по всем буквам азбуки, я свел в табличку только штук восемь наиболее часто встречающихся на письме букв, а к ним добавил еще четверку тех азбучных нелюдимов, которые обитают в самом конце алфавита и попадаются много реже других.

Любопытная табличка! За малым исключением, числа попаданий той или другой буквы в данные 12 строк текста очень близки друг к другу, несмотря на всяческую несхожесть авторов. Буква О вышла на первое место и у Чехова, написавшего «Бабье царство» в подмосковном Мелихове в 1893 году, и у меня, писавшего свой рассказ почти через 60 лет после этого в послеблокадном Ленинграде. Нет никакой возможности предположить между нами какой-либо сговор или случайное совпадение: там 58 О, здесь 56 О. Это тем более немыслимо, что и у инженера-путейца Гарина-Михайловского, и у поповича Мамина-Сибиряка, и у Куприна — у всех у них в двенадцати строчках буква О повторялась чаще других букв — 49, 68, 59 раз. За О поспевает А — и поспевает примерно в одном темпе у всех пятерых авторов. Мамин-Сибиряк почему-то вырвался вперед — вот это как раз особый случай, требующий специальных разысканий, почему у него настолько больше А?

Больше «чего»? Больше нормы? Так, значит, есть «норма», по которой каждому звуку положено зазвучать в нашей речи, каждой букве «встать в строку» рядом с другими? Может быть, это определяется случайностью?

В какой-то степени да. Куприн начал «Белого пуделя» пейзажным кусочком, описанием Крыма. В этом описании, естественно, оказалось довольно много прилагательных с их характерными окончаниями «-ый». Вот вам и пять-шесть лишних возможностей для появления буквы Ы. Или, например, естественно, что у трёх авторов из пяти в их отрывках не обнаружилось Ф. После «Фу»-истории» мы понимаем, в чем тут дело: закономерность! А вот почему у меня эта редкость вдруг обнаружилась?

Это чистая случайность. Повесть «Эн-два-о» начинается со сценки экзамена: студентка хочет получить зачёт у «профессора». Получай она его у доцента, и «эф» исчезло бы бесследно.