По законам чужого жанра - [57]

– Никита, может быть, я пойду прогуляюсь? – предприняла я попытку к бегству, вопрошая через закрытую дверь.

– Даже не надейся, – послышалось за дверью ворчливое, а я улыбнулась, доставая свое любимое платье. Вроде бы и офисное, с одной стороны, но в то же время очень нарядное.

Я как раз заканчивала приводить себя в порядок, когда раздался звонок в домофон. Сердце забилось сильнее, волнение охватило лишь на минуту, но я заставила себя собраться. Кто бы там ни был, ничего со мной не случится. Подумаешь, гость.

Поспешив в гостиную, чтобы помочь Никите, я натянула на лицо приветливую улыбку, но, едва входная дверь открылась, сердце мое оборвало свой бег, а улыбка сползла с лица.

– Мама? – пустым голосом спросила я, но вопрос был риторическим. Я просто не верила своим глазам. Своим глазам и ее наглости.

Я стояла ни жива ни мертва. Это был первый раз за столь долгое время, когда я ее увидела. За прошедшие годы она очень сильно изменилась. Похорошела настолько, что и не узнать. Золотые украшения поблескивали под светом софитов. Элегантное платье винного цвета обнимало ее идеальное тело. Маленький аккуратный клатч она держала в руках. Нервно сжимала, но выглядела, как и всегда, по-боевому.

Я подмечала малейшие черты. Загар на коже – искусственный или нет? Неважно. Длинные ногти были выкрашены красным лаком – не вульгарно, нет. Роскошно. Красивые туфли на огромном каблуке, идеальная прическа – локон к локону. Я помнила ее совсем не такой. Сейчас она выглядела гораздо моложе и представительнее, но в то же время в разы холоднее. Почему-то на ум пришло сравнение со светскими львицами. Алые губы неприятно скривились. Проходить дальше порога она не собиралась.

– Вот все, что у меня есть, – бросила она на столик пухлый конверт, который я вначале даже не заметила. – Я надеюсь, что этого будет достаточно, чтобы вы прекратили меня шантажировать. Еще один звонок, – въедливо оглядела женщина Никиту, – и я обращусь в полицию!

– Какой звонок? Какой шантаж? – спросила я, едва размыкая помертвевшие губы.

– А это ты у своего благоверного спроси. Он требовал с меня пятьсот тысяч!

– У вас отлично получается лгать, – театрально похлопал Никита в ладоши. Кухонным полотенцем забирая конверт, он выбросил его прямо в раскрытую дверь на площадку. – Я говорил, что заплачу вам пятьсот тысяч, если вы соизволите явиться к нам в гости и пообедать с нами, чтобы как минимум познакомиться со мной, а как максимум спросить, как дела у вашей дочери. Вижу, что очень сильно ошибся, совершая этот звонок. Как бы ни было мне это тяжело осознавать, но вы не достойны Сониного прощения.

– Сониного прощения? – рассмеялась мама. Так противно, так каркающе. – Я ни в чем перед ней не виновата!

– А свою вторую дочь ты тоже бросишь, когда ей исполнится восемнадцать?

Эти слова просто вырвались. Боль, терпкая горечь обжигала горло и язык. Я едва стояла на ногах. На плечи обрушилась такая пустота, такая усталость, что хотелось сесть прямо на пол. Сесть и тихо заплакать, потому что это слишком больно. Слишком больно осознавать, что единственному родному человеку ты не нужна. Тебя просто вычеркнули из своей жизни, потому что ты ошибка молодости и глупости.

Я уже пережила все это. Переборола слезы, горечь и пустые вопросы, на которые никто не мог мне ответить. Думала, что переборола, но спустя время все так же больно, все так же не хватает воздуха, все так же нет сил.

– Что ты несешь? Я тебя не бросала! – возмутилась она, обвинительно направляя на меня указательный палец. – Да я всю молодость потратила на то, чтобы воспитать тебя! Я работала без выходных, годами ничего себе не покупала, чтобы у тебя все было! Чтобы Сонечка была лучше всех! Как можно быть такой неблагодарной?!

– Спасибо, – коротко прошептала я, глотая слезы, что против воли скатывались по моим щекам. – Спасибо за то, что я никогда тебя не видела. Спасибо за то, что ты покупала мне вещи, на которые мне было абсолютно наплевать и которые я просто не помню. Спасибо, ведь ты хотела, чтобы я была самой лучшей, чтобы хвастаться мной своим подругам, словно какой-то куклой. И спасибо, что не бросила раньше. Детский дом – не самое лучшее место для ребенка.

– Да как ты смеешь так говорить?! Да я всю душу в тебя вложила! – продолжала она кричать. На лестничную площадку выглянули соседи, но я не обращала на них внимания, как не слушала и ее.

– Я тебя прощаю, – продолжила опустошенно. – И ты меня прости. Прости за то, что стала твоей ошибкой. Надеюсь, ты будешь любить свою новую дочь.

Держаться и дальше было выше моих сил. Развернувшись, я ушла в комнату, чтобы больше не слышать ее слов, больно ранящих в самое сердце. На кровать буквально свалилась. Сидела и глупо смотрела в одну точку. Нет, на душе не было легко. Но тяжесть не оседала плотным кольцом, не застывала в жилах, как это было раньше. Я выговорилась. Сказала то, что хотела, и услышала то, что и так знала. Просто принять это было слишком трудно.

Слышала, как Никита что-то эмоционально выговаривал моей маме. Говорил о том, что я несколько дней назад чуть не умерла. Утрировал, конечно, но с какой-то стороны был прав. Нам невероятно повезло, что мы выбрались оттуда невредимыми. Страх до сих пор оставался, но мужчина успешно справлялся с моими тараканами, отвлекая меня на более насущные проблемы. А что теперь?