По заданию губчека - [8]

— Только не стреляйте, все сделаю… А что сказать?

— Скажи, в соседний дом зовут, прибыл связной из города.

Старик почесал грудь под расстегнутым воротом рубахи, повернулся к Варе:

— Кормил, поил тебя, а ты родного деда на смерть толкаешь. Креста на тебе нет, тварь неблагодарная, — растягивая слова, с угрозой произнес он.

— Иди, иди, деда, — насмешливо сказала девушка. — Стрельнут из пушки — всему хозяйству конец.

Шаркая опорками, Буркин побрел к дому. Чекисты настороженно следили за ним, Лагутин приказал Варе спрятаться за сруб колодца — дощатый забор от пулеметной очереди не защитит.

На крыльце Буркин затоптался, высморкался, рукавом вытер нос и скрылся за дверью. В окнах все так же тускло желтел неровный керосиновый свет, на занавесках редко двигались неясные тени.

На крыльцо вышел, грузный мужчина в накинутой на плечи шинели, чиркнул спичкой, прикурил. Спустился с крыльца. В тишине было слышно, как неприятно поскрипывают тяжелые сапоги.

Бросились на него втроем и не сразу смогли скрутить руки, сунуть в рот кляп: бандит размахивал кулаками, пинал чекистов сапожищами. Повалили его на землю, набросили на голову шинель. Только после этого он присмирел, лишь иногда вздрагивал всем телом и глухо постанывал из-под шинели.

На крыльце появился Буркин — оставаться в доме с бандитами побоялся.

Отдышавшись, Лагутин пятерых чекистов послал в соседний дом, предупредил, чтобы действовали без шума. Потом сказал Буркину:

— А ты с нами пойдешь.

— Ради бога — в доме не стреляйте! — взмолился тот.

Лагутин молча подтолкнул его к крыльцу.

Следом за хозяином трое чекистов вошли в большую прокуренную комнату с иконами в углу. С низкого потолка свисала на железном крюке керосиновая лампа, под ней — неуклюжий квадратный стол, за которым шестеро мужчин играли в карты, притупляя перед боем нервное напряжение. Угрюмо и настороженно посмотрели на вошедших.

— Это к господину Зелинскому, — с угодливой торопливостью объяснил им Буркин. — Он приказал здесь обождать, сам у соседа с господами офицерами разговаривает.

— Много болтаешь, старик, — оборвал его бородатый офицер с жирной, в складках, шеей. Угадав старшего, спросил у Лагутина: — Из Рыбинска?

Тот кивнул, тщательно вытер ноги об рогожу у порога.

— Как там?

— Пока тихо.

— Есть новости из Ярославля?

Лагутин пожал плечами, устало опустился на табуретку у самых дверей. Его уверенное поведение успокоило бородатого. Он кинул карту на стол, объявил:

— Ставлю на мизер, прапорщик…

Игра продолжалась. Фитиль в лампе коптил, но офицеры в азарте не замечали этого.

Один чекист прошел в дальний угол, сел на лавку под образами. Другой, словно бы наблюдая игру, притулился за столом.

В банке целый ворох денег: безликие желтые керенки, затертые думские ассигнации, роскошно отпечатанные тысячные «катеньки», золотые десятки с профилем последнего царя.

Лагутин разглядел под лавкой сложенные винтовки и цинковые ящики с патронами. Из соседней комнаты доносился храп, тяжелое сонное дыхание.

Выждав время, Лагутин вынул из колодки маузер, шагнул к столу:

— Руки вверх! Дом окружен! Ни с места!

Чекисты выхватили револьверы, нацелили их на игроков. Рассыпав карты, бородатый схватился за кобуру. Лагутин наотмашь ударил его маузером по голове. Тот ткнулся в стол. Увидев, как на карты течет кровь, остальные подняли руки. За печью скороговоркой бормотал молитвы хозяин дома.

Обезоружили и повязали тех, что спали. В соседнем доме тоже обошлось без выстрелов, бандитов взяли сонными. Ходики на стене показывали одиннадцатый час. Время еще было, Лагутин решил допросить Зелинского, его ввели в избу. Увидев обезоруженных офицеров, он выругался.

Лагутин прикрутил фитиль в лампе, спросил, какое задание было поставлено перед отрядом.

— Вешать большевиков! — огрызнулся Зелинский, выкатив глаза и задыхаясь от злобы.

— А точней?

— Точней отвечать не буду. Не успеешь, комиссар, в Рыбинск вернуться, как на телеграфном столбе будешь висеть.

— На «Арттрину» надеешься?

Разинув рот, словно брошенная на горячую сковороду рыбина, Зелинский еще раз выругался, дернул связанными руками.

Перед самым выездом в Покровку Лагутину позвонил агент Чека, внедрившийся в контрреволюционную организацию, сообщил, что назначено новое выступление, сбор их пятерки — в «Арттрине». Однако Лагутин понимал: в городе, вероятно, будут действовать несколько отрядов заговорщиков.

Но допрос Зелинского больше ничего не дал, офицеры тоже ничего не сказали. Тогда в соседнюю комнату Лагутин вызвал Буркина. Того била дрожь, руки то теребили рубаху, то подтягивали штаны.

— Слышал, о чем говорили офицеры?

— Ничего я не знаю, гражданин начальник, ей-богу! — мелко закрестился хозяин. — Изба у меня большая, вот они ко мне и заявились. А я завсегда за Советску власть.

— Эх, Буркин, Буркин. Придется и тебя арестовать.

Морщинистое лицо мужика перекосилось:

— За что?! — опустился он на лавку.

— Бандитов пригрел, вот за что.

— Господь с тобой, господин комиссар! На кого же я хозяйство оставлю? Никак нельзя меня арестовывать, господин товарищ, ведь всё хозяйство растащут.

— Да, своим-то горбом нажитое — и псу под хвост, — вроде бы сочувствуя, сказал Лагутин.