По заданию губчека - [29]

За окном, выходящим во двор, дырявые крыши сараев, побитые шрапнелью кирпичные особняки, колокольня со сквозными проемами. На стене над столом от руки написанное объявление: «Рукопожатия отменяются», — в городе свирепствовал сыпной тиф. Однако «взаимное перенесение заразы», как писали в местной газете, продолжалось.

Вид у Лагутина озабоченный, широкоскулое лицо желтое от недосыпания. Когда, здороваясь, выходил из-за стола, сильно прихрамывал. Спросил начальника иногороднего отдела, не передумал ли он выпустить поручика Перова на свободу.

— Нет, не передумал, — твердо ответил Лобов. — А что случилось? — почувствовал он в вопросе какую-то недоговоренность.

— Казанские чекисты нашли протоколы показаний Барановской в штабе чехословацкой контрразведки. Она на первом же допросе рассказала о задании, которое ей дали здесь.

— Я был против вербовки Барановской.

— Почему же сейчас настаиваешь на подобной операции?

— Перов — честный человек, просто запутался.

— Гражданская война — это классовая борьба, а поручик — представитель враждебного класса, это надо учитывать в первую очередь! За случай с Барановской я с себя ответственности не снимаю, хотя инициатива была и не моя, а московских товарищей. И не хочу повторять эту же ошибку с Перовым.

— Барановская арестована? — спросил Лобов.

— После освобождения Казани ее нашли на улице убитой, кто убил — до сих пор не выяснили. Возможно, случайная смерть, а может, и нет. В Казани актриса выдала контрразведке агента ВЧК. Точно так же мы подвергаем риску того, кто будет на связи с поручиком, — при этих словах Лагутин выразительно посмотрел на Тихона. — Короче, я хочу сам поговорить с ним…

Перов изменился: весь был какой-то квелый, сонный, взгляд потухший, тоскливый, руки за спиной.

Лагутин поморщился, внешний вид офицера ему не понравился.

— Мне передали, вы согласились сотрудничать с нами. Почему вы пошли на это?

Поручик поднял голову, усмехнулся:

— С кем имею честь разговаривать?

— С председателем губчека. Такой собеседник вас устраивает?

— Вполне. Я хочу жить — такой ответ вас удовлетворяет?

— Не совсем. Судя по вашему послужному списку, которым мы теперь располагаем, на фронте вы за жизнь не цеплялись, в атаки шли в первых рядах.

— Одно дело погибнуть от германца, иное — от русского мужика… Есть у меня и другие соображения, но они вряд ли убедят вас сейчас, когда я под арестом.

— Было бы интересно их выслушать все-таки.

Перов ответил резко, прямо глядя в лицо председателя губчека:

— Я не сторонник ваших идей, но понял, что бороться с большевиками — это идти против здравого смысла… Я не хочу быть врагом России, русского народа. Вот вкратце и все мои соображения…

Поручик оказался с гонором и чем-то начинал Лагутину правиться. Попросил повторить, какое задание дал ему Перхуров.

— Он назвал мне три явки, где я мог бы обосноваться в случае поражения мятежа. Потом устроиться на работу в какое-нибудь учреждение и ждать связного. Других заданий мне не давали.

— А как бы связной узнал, в какой из трех квартир вы устроились?

Перов пожал плечами.

— Перечислите явки.

— Деревня Росово, дом Валова. Семеновский спуск, дом четыре, квартира восемь. И последняя — улица Духовская, сорок.

— Пароль везде один и тот же?

— Да. «Случайно не у вас остановился Синицын из Углича?» Отзыв: «Синицын у нас, проходите».

— И все-таки я вас не понимаю, поручик. Перхуров, видя, что дело проиграно, бежит из города, а вы опять лезете на рожон. Чтобы на такое решиться, надо быть, простите, круглым идиотом или же ярым, убежденным врагом Советской власти. На первого вы не похожи.

— Я офицер. Мне дали приказ, я должен был его выполнить хотя бы ценой собственной жизни.

— Это не вяжется с заявлением, что вы согласны сотрудничать с нами ради спасения жизни.

— Время для размышлений было. Ваши сомнения тоже разделяю — выпустите, а я сбегу…

Лагутин приказал увести поручика. Когда за ним и конвоиром закрылась дверь, хмуро посмотрел на Лобова. Тот понял, что хочет сказать предгубчека:

— Я бы не поверил Перову ни на грош, если бы он стал уверять нас в преданности Советской власти. Сейчас он ведет себя так, как на его месте повел бы себя ошибавшийся, но честный человек: хотите — доверяйте, не хотите — ваша воля.

— И все равно — нет у меня полной уверенности в искренности Перова. Смерти не боится, а уверяет, что о своей шкуре заботится — вот где неувязка. А ты, Тихон, как думаешь?

Вопрос застал парня врасплох:

— Я не знаю… В конце концов можно самим проверить явки и дождаться связного. Если других людей нет — я согласен. Здесь, в центре, меня мало кто знает.

— А если связной знает Перова в лицо? — рассердился Лагутин. — Хорони тогда тебя с воинскими почестями?.. Навели справки, кто проживает в этих квартирах? — опять обратился он к начальнику иногороднего отдела.

— Остались две явки: генерала Валова уже арестовали. В доме на Духовской проживает зубной врач Флексер, в квартире на Семеновском спуске — служащий губпродкома Гусицын. По нашим сведениям, оба в мятеже не участвовали. До Февральской революции Флексер крутился среди меньшевиков, после бывал на собраниях кадетов. Гусицын приезжий, ни к каким партиям не тяготел, типичный обыватель.