По Южной Индии - [75]

— А что, так бывает?

— Бывает. Все бывает. Я ему должен деньги, а он не хочет ждать. — Парень досадливо машет в сторону скупщика, который уже разговаривает с хозяином только что подошедшей лодки.

— Всю ночь провел в море, и, выходит, зря. С нами все бывает, — сердито кончает он.

Рыбак постарше прислушивается к нашему разговору.

— Это верно, — вмешивается он. — Многие в долгах у скупщиков. Поэтому, хотим мы или нет, часто приходится отдавать им рыбу по цене много ниже рыночной.

Над пристанью стоит разноголосый шум. Число покупателей увеличивается. Опорожненные лодки, разворачиваясь на веслах, похожих на лопату, отходят от причала. Они спешат скова в море. И если им повезет, они до заката смогут еще раз сюда вернуться. Рыбу подвозят в док Сассуна в течение всего дня. Солнце уже высоко стоит в небе, и далеко в море в его лучах сверкают косые паруса рыбачьих шхун и лодок.

Парель. Пролетарский Бомбей

Рабочий класс Бомбея насчитывает в своих рядах около 800 тысяч человек. Это наиболее крупный и передовой отряд индийского пролетариата. Основу его составляют текстильщики. Рабочий класс города прошел славный путь борьбы за свободу своей страны, за лучшие условия труда и жизни. Именно в Бомбее, в рабочих кварталах, несколько лет спустя после Октябрьской революции возникли первые марксистские кружки, появились первые группы коммунистов. Здесь же на фабриках родились боевые пролетарские профсоюзы.

Большинство бомбейских рабочих — маратхи, пришедшие из внутренних областей Махараштры. Рабочих кварталов в городе много, но большая их часть сосредоточена в районе Пареля. Парель растянулся на несколько миль к северу от центральных улиц города. От них к рабочим кварталам ведет длинная улица, называемая Парель-роуд. Она, а затем продолжающая ее Суларибаг-роуд проходит через центр Пареля. Над этим районом постоянно стоит угарный запах дыма. Здесь находятся крупнейшие текстильные фабрики города: «Кохинур», «Эмпресс», «Джубили», фабрики Тата, Сассуна, Морарджи Гокулдаса. Их закопченные корпуса с редкими квадратами пыльных окон высятся над тесными улицами и переулками.

Рано утром гудки фабрик будят тысячи жителей Пареля. Потоки плохо выспавшихся, усталых людей устремляются к фабричным воротам. Мужчины идут в грубых сандалиях или просто босиком. На некоторых из них надеты дхоти, но большинство в синих коротких штанах. Женщины, гладко причесанные, без обычных украшений, в простых, темных расцветок сари держатся в толпе небольшими группами. Черноголовые подростки идут по-взрослому, без обычной ребячьей суеты. Ворота фабрики поглощают толпу рабочих, и в Пареле начинается обычный трудовой день.

Долгие часы текстильщики проводят в душных, жарких помещениях. По новому законодательству рабочий день ограничен восемью часами. Но предприниматели часто обходят закон, принуждая людей работать лишние часы. Освобождение приходит вечером, с фабричным гудком, извещающим о конце работы. Улицы Пареля опять заполняются рабочими, но ненадолго. Все спешат домой. Плотная масса людей редеет и растекается по узким улицам и переулкам.

Вдоль главной улицы, идущей через Парель, тянутся знаменитые бомбейские чаули. Здесь живет большинство рабочих города. Чаули — это ободранные, грязные коробки домов в два, три, а иногда в четыре этажа. Они глядят на улицу черными провалами незастекленных окон. На редких окнах — простые ситцевые занавески или куски мешковины. На протянутых в окнах веревках сушится белье, на подоконниках стоит небогатая кухонная утварь.

Чаули лишены элементарных удобств. Даже за водой приходится ходить, а колонок не так много, и после работы около них выстраиваются очереди. В тесных темных комнатушках ютятся рабочие семьи в десять-двенадцать человек. Дети, которых почти в каждой семье не менее четырех, проводят целые дни на улице. Они копошатся на грязных мостовых, зачастую совсем голые. В крошечных, душных комнатах им не хватает места. В большинстве комнат нет мебели. Ее не на что покупать, да и негде ставить. Вся обстановка состоит из нескольких циновок для спанья, брошенных прямо на пол. На обшарпанных стенах иногда висят грубо сколоченные полки для посуды.

Нижние этажи чаули обычно заняты неуютными тесными лавчонками, закопченными харчевнями. В лавках торгуют дешевыми тканями, грубыми сандалиями, плохими сигаретами, разной мелочью. Тут же можно купить и провизию. Рис в этих лавках отдает сыростью и плесенью, масло горчит, картошка вялая, над сомнительной свежести кусками баранины роятся мухи. Здесь стараются сбывать залежалый, недоброкачественный товар. Мне показали харчевню, в которой обычно питаются рабочие, не имеющие семьи. У ее порога на небольшой жаровне стоит чан с кипящим маслом. Повар сидит на корточках на грязном полу и месит тесто. Горячий ветер несет с улицы пыль, и она оседает на тесте и на готовых лепешках и самосе. Едкий дым от кипящего масла, в котором жарятся кусочки теста, наполняет темную харчевню. Окон нет, и свет тускло пробивается из двери через дымовую завесу. За единственным колченогим столом сидят несколько рабочих парней. Перед ними захватанные стаканы с жидким чаем, а на обрывках газет лежат куски лепешек. Они уже кончают свою скудную трапезу. Подручный хозяина, мальчишка лет тринадцати в полосатых тиковых штанах, моет стаканы в медной посудине. Вода в ней напоминает помои.