По Японии - [62]

Наши многочисленные встречи с музыкантами и актерами были исключительно интересны. Вопрос об инструментах, например, не был частным вопросом. Надо ли создавать совсем новые инструменты, отличающиеся от старых национальных, такие инструменты, которые бы были и национальными и современными?

Вопрос о том, что старая форма не соответствует новому содержанию, — вопрос вечный, неизменный. Но, ломая старую форму, новое содержание не уходит от того неиссякаемого родника, который мы называем народностью, национальной самобытностью. И творческое Усвоение национальных традиций, а не полное отбрасывание их в угоду лихорадочной погоне за «модерном» есть прежде всего показатель здорового развития, жизнеспособности и стойкости нового. Конечно, и старая форма иногда может справляться с нагрузкой, которую дает новое содержание, как тот сямисэн. Но подобное «пристегивание» атрибутов национальной специфики к потребностям сегодняшнего развития не выглядит ли искусственным и эклектичным?

Мы видели и слушали в Японии ансамбли, такие, как «Дакдагс» (с большим успехом прошли их гастроли в СССР), использующие совсем не японские инструменты, и тем не менее репертуар их при всей своей современности не теряет национального колорита.

Возможности инструмента действительно могут определять диапазон тем (не всякий актер может взять от сямисэна, например, современное звучание), но актуальность тематики определяется не инструментовкой, а социальным и общественным звучанием. И можно ли делать сегодняшний день в искусстве путем полного отрицания культурного наследия нации, путем «сожжения мостов» и создания нового на совершенно пустом месте? А бескрайние потоки ревю и «шоу» производят определенное впечатление именно такой попытки.

И все же, несмотря на ощущение очень сложной обстановки в современном искусстве, общее впечатление от встреч осталось у нас оптимистичное.

Поиски путей японского искусства в современность очень трудны, но уже то хорошо, что и сейчас все эти заимствованные формы театральных зрелищ и всевозможных жанровых программ не могут удовлетворить не только публику, но во многих случаях и их создателей.

«Я сдаюсь»

Лучшие работы японского кинематографа имеют всемирную известность. Золотые призы, награды фестивалей, успех на зарубежных экранах прославили имена таких режиссеров, как Кэнди Мидзогути, Синдо Канэто, Киносита Кейскэ, Имаи Тадаси, Кабояски и Госо Хейноскэ. Их фильмы «Луна в тумане», «Голый остров», «Трагедия Японии» «Река Фуэфуки», «Харакири», «А все-таки мы живем!» по праву вошли в золотой фонд мирового искусства. Но, пожалуй, самую большую популярность приобрели фильмы Куросава. Имя этого режиссера стало синонимом всего талантливого, что есть в японской кинематографии. Куросава поставил очень много фильмов, среди них «Расёмон», принесший международный триумф Японии, «Великолепное воскресенье», «Записки живого», «Замок интриг» (на сюжет шекспировской «Леди Макбет»), «Жить», «Пьяный ангел».

Каждая из этих картин привлекает не только своей высокой интеллектуальностью, прекрасным мастерством бытописания, но и большой идейностью, которой насыщена, одухотворена работа Куросава.

Япония занимает одно из первых мест в мире по числу выпускаемых фильмов. К сожалению, не только фильмы талантливых мастеров определяют сегодняшний облик японского экрана. Около 400 фильмов — ежегодная продукция национальных киностудий. Приплюсуйте сюда голливудские фильмы, в огромном количестве идущие в японских кинотеатрах, и вы получите картину бесконечного калейдоскопа, сплошного потока кадров, который ежедневно обрушивается на зрителя. Условия, в которые поставлено искусство в мире капитала, накладывают неумолимый отпечаток на почерк писателя, на творческие поиски режиссера и актера. Немало картин, идущих в Японии, сделано по голливудскому образцу. Когда вечером загораются огни кинотеатров в Асакуса, первое, что сможет различить глаз, не сразу привыкающий к резкому переходу от густых токийских сумерек к яркому освещению улиц, — это направленные на вас буквально отовсюду дула револьверов, руки в черных перчатках, тянущиеся прямо к вашему горлу, искривленные в мучительном крике рты, тела, извивающиеся в последней предсмертной судороге. Не удивляйтесь! Эти жуткие сцены — обычная реклама идущих здесь фильмов.

То, что вы увидите в течение одного сеанса, отобьет у вас охоту смотреть «боевики», по крайней мере в ближайшие дни вы будете подальше обходить заведения с подобными рекламами. Сеанс обычно включает хронику новостей и два фильма, один — американский, а второй — японский, поэтому уже в 8 часов начинается последний сеанс. Просмотреть подряд несколько фильмов — довольно утомительное занятие. Реальный выход, которым обычно пользуются в подобной ситуации, — закрыть глаза на 20–30 минут или просто выйти в фойе. За это время вы не упустите сюжетной линии — как правило, таковой не существует; все действие — непрерывная цепь убийств, причем убийств изощренных, садистских, рассчитанных на медленное, мучительное умирание жертв. Все это подается с невероятным смакованием, с дикими криками, в сопровождении бьющей по нервам музыки. Нередко прекрасное операторское мастерство, которому нельзя не отдать должного, направлено только на то, чтобы путем необычайных ракурсов, незаурядных планов приблизить к зрителю то хрипящую глотку, то вылезающие из орбит глаза, то мучительные конвульсии. Ужасы, убийства вперемежку с сексуальными сценами, деньги, деньги и еще раз деньги…